Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

Зато вышка упала. Зато вражеский пулемет умолк. Бурцев гнал дальше. Потирал шишку и злорадно, дико, безумно хохотал. Он вновь не удержался от соблазна: проезжая мимо гаражных ангаров, мазанул-таки бортом по сгрудившейся недострелянной технике фон Берберга. «Цундаппы» разлетелись. «Кюбельваген» перевернулся.

Танк пошел в гору – на замковый холм. Через засыпанный ров. Через срытый вал. К широким, чуть приоткрытым воротам куполообразного строения, прятавшего от чужих глаз основание древней арийской башни. К тем самым воротам, откуда выходили взвод за взводом солдаты цайткоманды СС, откуда гитлеровцы выкатывали переброшенную в прошлое военную технику. Откуда, не жалея хребтов, они выносили тяжеленные ящики с патронами, снарядами и гранатами, в надежде пробить, взломать всей этой мощью сплетенную много веков назад вязь истории. И изменить всё.

Теперь эти ворота предназначались для другого. Теперь они должны пропустить его, Василия Бурцева, бывшего омоновца и нынешнего рыцаря, оседлавшего немецкую «рысь», к гордой и прекрасной дочери Лешко Белого Агделайде Краковской. И ворота пропустят. Хотя бы потому, что им не устоять перед танком.

И тут-то его подловили.

В щель между воротными створками выскочили двое эсэсовцев в офицерской форме. У каждого – по противотанковой гранате в руках. Знакомые каплевидные килограммовые болванки. Немцы появились всего-то в двух десятках метров. Бурцев прекрасно видел их решительные лица, горящие ненавистью глаза, оскаленные рты. Чего уж там – не только красноармейцы умеют бросаться под вражеские танки.

Эх, был бы в руках сейчас пулемет, а не рычаги управления – скосил бы обоих нафиг! Может, успел бы. Да будь хоть у Сыма Цзяна в «шмайсеровском» рожке малость патронов – развернул бы машину пробитым боком к этим двоим. Рявкнул бы на старика-китайца погромче, чтоб не жалел «невидимых стрел». Авось получилось бы!

А так… Так – разворачивай – не разворачивай, останавливай, не останавливай… Так – кранты. С двадцати… какой там, – с пятнадцати уже метров… с тринадцати… с десяти… В общем, ребята не промахнутся. Сами эсэсовцы тоже, конечно, того… От гранатных осколков им теперь укрыться негде. Но танк остановят, фашистские камикадзы, мля! И экипаж сожгут, герои фатерландовы!

Тоскливо стало сразу. И из-за Аделаиды. И вообще… Перед мысленным взором предстали обгоревшие трупы немецких танкистов. Страшная смерть, если подумать… Вспомнился обезумевший от боли гитлеровец, что выскочил вот из этой самой «рыси», прожженной кумулятивной струей. Парень орал и стрелял. Но орал, пожалуй, громче. Его-то хоть стрелой успокоили, а тут милосердным стрелам взяться неоткуда.

Стрелы взялись! Из ниоткуда! По две на каждого. И еще по одной, и еще… Длинные татарские стрелы! Бурцев видел в перископ, как они – одна за другой – входят в эсэсовскую форму.

Только теперь он сообразил, что к звукам перестрелки примешивается пронзительное татарское «ура» и зычные вопли русичей.

Наши! Свои то есть! Вовремя подоспели… Прорвались через разбитый шлагбаум и следуют за танком! Палят из трофейных «шмайсеров» почем зря, метко бьют из луков.

Бросить гранаты эсэсовцы так и не успели. «Рысь» промчалась между утыканными стрелами, телами на грязном снегу.

Внутри куполообразного строения не было никого. И ничего. Лишь глубокий котлован с кольцом гигантских глыб на дне. Вниз вел пологий земляной спуск, основательно утрамбованный колесами и гусеницами. Туда Бурцев и направил машину. Резко – так что шлем Освальда вновь звонко ударился об орудие – затормозил в самом центре каменного круга. Заглушил мотор. Танк замер посреди основания разрушенной башни ариев.

Бурцев повернулся к китайцу:

– Ну, Сыма Цзян, твоя очередь – не подведи. Ты ведь говорил, что можешь открыть путь от одной магической башни к другой.

Китайский мудрец кивнул – серьезно, торжественно и невозмутимо. И все же, кажется, старик здорово волновался – его татарский был сейчас чудовищным:

– Если два башня арийская мага уже заединена колдовская связя одна с другая, моя нужна только сказаться простая заклинания перехода. Моя даже не надо указаться конечный места перехода. Магия эта башня просто отправлять моя, твоя и наша в та башня, куда была последняя перехода перед наша перехода.

– Так действуй же! Твори заклинание! Раз фон Берберг только вчера переправился отсюда во Взгужевежу, значит, магическая связь существует. Значит, мы сможем идти по его следу!

Сыма Цзян еще раз кивнул. Сыма Цзян даже не стал вылезать из танка. Сыма Цзян просто произнес несколько слов на неведомом языке и…

Вспыхнул багровый свет, похожий на свет пламени в ночи, но не жгучий, а наоборот – холодный, леденящий какой-то, морозный… Свет усиливался, быстро формируясь в пульсирующую сферу на изрытом земляном полу. Сияющая сфера меж огромных каменных плит, обтесанных в незапамятные времена, росла, становится ярче. Ярче… Мир за ее пределами – расплывчатее. И вот мира не стало вовсе. Весь мир поглотила вспышка. И нестерпимо больно было смотреть дальше. Бурцев зажмурился.

А потом произошло всё. Все остальное. Только это было уже не в Дерпте.

Тишину нарушила немецкая речь. Крик. Ругань. Ругали каких-то вконец спятивших «думкопфов». Ругали где-то совсем рядом… Бранились громко, яростно – так, что за пробитой танковой броней слышно каждое слово. Зато не видать ни зги.

Тьфу ты! Бурцев вдруг осознал, что сидит, уткнувшись в перископ зажмуренными глазами.

Он разлепил веки. Былая багровость все еще присутствовала, но лишь в виде легкой дымки, окутавшей танк. Дымка быстро рассеивалась, ничуть не препятствуя обзору. Скорее наоборот. Ощущение было такое, будто на перископ зачем-то надели розовые очки с мощными линзами.

Перед танком – за границей слабой красноватой пелены – стоял подтянутый человек в форме офицера СС. По выправке видать – высокий чин. Все при нем как положено: ладно сидящая форма, высокая фуражка с нацистским орлом, на поясе – кобура и кинжал-динсдольх, на пальце поблескивает мертвоголовое колечко.

Офицера сопровождали два автоматчика – оба замерли позади со «шмайсерами» на животах. Солдаты смотрели из-под касок угрюмо и выжидающе, стараясь не выпустить обуревавшие их эмоции наружу. Офицер же, в отличие от подчиненных, даже не пытался сдержать чувства. Офицер размахивал руками, брызгал слюной, притопывал ногой от злости. А собственно, чего он так разоряется-то?

Бурцев заставил себя вникнуть в смысл тирады. Понял: им угрожают трибуналом за ненадлежащее использование переходного портала.

– Вы находитесь в транзитно-координационной зоне, предназначенной для переброски живой силы, – орал офицер. – Ваше появление здесь – прямое нарушение правил цайтпрыжков и телепортационных войсковых перемещений. Вы блокируете платц-башню и тем самым создаете угрозу маневренности цайткоманды. Немедленно покиньте танк и объясните причину своего самоуправства!