Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

Дальше события развивались стремительно. Вымуштрованная охрана по мановению комтурской руки мигом скрутила троих эсэсовцев. С остальными в этот раз тоже справились без особого труда. Дело даже не дошло до стычки. В укрепленном замке с цайткомандой разговаривать оказалось куда как проще, чем на открытой турнирной площадке.

Когда на солдат Третьего Рейха, толпившихся под самыми стенами, из узких бойниц были направлены заряженные арбалеты, эсэсовцы – и без того уже павшие духом и оставшиеся без командира – стушевались окончательно. Тевтоны предложили фашистам разоружиться, пообещав взамен неприкосновенность и рыцарское обращение. Гитлеровцы сочли за благо не нарываться и сложили оружие.

Соблюдать договор с «приспешниками сатаны», однако, никто не собирался. Первым побуждением комтура и местной орденской верхушки было публично сжечь убийц епископа Вильгельма вместе со всем их адовым снаряжением. Но показательного аутодафе посреди городской площади не вышло.

На невиданный костер, сложенный из хвороста, сухих поленьев, автоматов, гранат, патронных сумок и щедро политый маслом, палачи загнали первую группу осужденных. Заполыхал огонь, закричали люди, сжигаемые заживо. Потом загремели взрывы.

Костер разметало. Казнимых разорвало в клочья. Осколками поранило и поубивало уйму простого народа и нескольких знатных рыцарей. Жгучими угольями и горячей золой засыпало толпу зевак. Разумеется, возникла паника. В суматохе и давке нескольким пленникам даже удалось улизнуть. Их, впрочем, быстро отловили. Всех, кроме одного: шарфюрер благополучно отлежался в сточной канаве под чьей-то грязной дерюгой.

Тевтоны лютовали жутко. Восприняв случившееся как заступничество дьявола, Христовы рыцари с молитвами и песнопениями утопили богопротивное оружие в Висле, а цайткоманду, не мудрствуя лукаво, вздернули у старой мельницы. На этот раз обошлось без эксцессов. Место казни «диаволовых слуг» кульмские священники во главе с посланцем святого Рима объявили проклятым и строго-настрого запретили появляться там христианам, радеющим о спасении своей бессмертной души. После запрета ландмейстера Германа фон Балке это было уже второе табу, наложенное на заброшенную мукомольню. Причем, официально подтвержденное папским посланцем и от того еще более страшное.

– Поэтому я здесь, – шептал трясущимися губами шарфюрер СС. – Здесь меня искать не станут. Когда я услышал пулемет, подумал… Думал, что наши, а это… Вы это оказались… Но все равно… Я и вам тоже рад безумно. Я сдаюсь, я готов сотрудничать. Да хоть воевать в Красной Армии, только верните меня обратно, ради бога!

Спутники Бурцева недоуменно переглядывались.

– Чего это он, Василь? – поинтересовался Дмитрий. Новгородец напряженно вслушивался в речь эсэсовца. По-немецки он понимал плохо, но кое-что разобрал. – То небесное воинство, то Красная Армия какая-то. Никак умишком парень тронулся?

Бурцев хмыкнул. Немудрено вообще-то, тронешься тут. После всего пережитого.

Добжиньский рыцарь ничего говорить не стал. Просто вытащил меч из ножен. Шарфюрер в ужасе отшатнулся от поляка.

– Оставь его, Освальд, – вздохнул Бурцев. – Не бери еще один грех на душу.

Добжинец нахмурился:

– Ты же знаешь, у меня с этими тварями свои счеты.

– Знаю, у меня тоже. Но все равно оставь его. Просто оставь. Вот здесь. Навсегда. Поверь, для него это будет хуже смерти.

Освальд пытливо посмотрел ему в глаза. Сначала – ему. Потом взглянул в глаза последнего фашиста тринадцатого столетия. Освальд поверил. Меч вошел обратно в ножны.

– Заканчивай свое заклинание, Сыма Цзян, – кивнул Бурцев китайцу.

…Сквозь багровую дымку древней магии Бурцев видел, как шарфюрер СС обессиленно оперся спиной о каменные глыбы, вытесанные руками древних ариев. Вот так же, наверно, из последних сил держатся на ослабевших ногах какие-нибудь робинзоны-одиночки, которых высаживали пираты на необитаемые острова. Впрочем, «остров», где они оставляли сейчас немца, был очень даже обитаемым. И в этом-то все дело. Крестоносец двадцатого века обречен рано или поздно попасть в лапы к кройцриттерам тринадцатого.

В глазах эсэсовца стыла нечеловеческая тоска, по грязным щекам катились слезы отчаяния. А изо рта уже рвался, раздирая ночную тишину, звериный вой. Бурцев невольно поежился от крика. Может, это как раз он взял грех на душу? Может, следовало позволить Освальду зарубить беднягу? Может, так милосерднее?

Потом все стихло. И все пропало. Их встретил дерптский купол. Под куполом ждали Аделаида с Ядвигой. Знакомые и незнакомые одновременно. Бурцев поймал взгляд княжны.

М-да, не привык он еще к этим мудрым, чуть насмешливым глазам… Будто и не жена вовсе, давно познанная и изведанная, смотрит на него сейчас, а загадочная незнакомка, которую еще предстоит раскусить, да закадрить, да охмурить. А как – фиг ее знает!

– Сёма, – тихо шепнул Бурцев по-татарски. – Девочки-то наши изменились… Там, во Взгужевеже, когда я вытащил их из магического круга малой башни перехода.

– Моя знается, – ответил старик-итаец. – Твоя, наверное, тоже менялася. В башня ли, не в башня, хорошо ли, плохо ли – твоя сама пускай решается.

– Как думаешь, надолго у нас такие перемены, а?

– А вот эта для моя совсема неизвестная. Эта нет в древняя свитка. Можется, навсегда, можется, до завтра.

– Чего шепчетесь, други? – ладонь Освальда хлопнула Бурцева по спине.

– Да так, о женщинах треплемся.

– Хм, завидую я твоему другу-китайцу, Вацлав. Хотелось бы и мне в его возрасте такие разговоры вести.

– А что, боишься поиздержаться к старости с Ядвигой-то?

– Да ладно тебе, – смутился рыцарь. – Скажи лучше, что дальше делать будем? Куда подадимся после Дерпта-то?

Бурцев пожал плечами:

– В новогородские земли, к Александру Ярославичу, вернуться не хочешь?

– Отчего ж нет? Славный князь. Мы с ним еще немца погоняем.

– Значит, договорились. Тем более что я обещал Александру сказку одну дорассказать.

– Сказку? Какую сказку?

– Занятную. А теперь отстань от меня, Освальд, и топай, вон, к своей Ядвиге. А то ишь как зыркает влюбленными глазищами твоя ненаглядная.

Добжинец, конечно, видел. Рыцарь крутанул длинный ус, выпятил грудь. А потом совсем уж несолидно – по-детски, вприпрыжку побежал к даме сердца. Ядвига звонко захохотала.

Бурцев тоже шагнул к Аделаиде. Из-под деревянного, наспех сбитого эсэсовцами купола они вышли рука об руку под другой – чистый и звездный купол ночного неба. Пахло весной…

Силезия, Малая Польша, Великая Польша, Мазовия и Куявия, о которых речь пойдет дальше, – польские княжества.