Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

– На Ядвигу я тоже не сержусь, – тихо и серьезно проговорила Аделаида. – Видишь ли, мы с ней только что сидели здесь спина к спине и ждали смерти или чего похуже. В такой ситуации все воспринимается иначе. И свои поступки, и чужие, и помыслы, и гнев, и обида, и радость. Наверное, поэтому все… так… так вышло… Не могу объяснить… Это было как некое озарение… Внезапная вспышка вроде той – в колдовском круге… Только уже внутри меня… Я вдруг осознала то, чего раньше не замечала… Все простое и понятное, но словно сокрытое гордыней и глупыми страстями… Знаешь, будто шоры с глаз кто снял… Не знаю больше, как сказать… И не знаю, поймешь ли…

Он понимал! Он все теперь прекрасно понимал! Разительная перемена, произошедшая с княжной во время прерванного цайтпрыжка, не была случайной. Сыма Цзян рассказывал однажды, будто подобным образом – начиная и не доводя до конца путешествие во времени – вожди и маги ариев добивались некоего «просветления». Вот и Аделаида тоже «просветлилась», блин! Поневоле, но, кажется, конкретно так просветлилась!

Бурцев глянул украдкой на Ядвигу. А ведь та тоже изменилась! Неуловимо, едва заметно, но все же… Куда, например, подевался прежний похотливый блеск в глазах молодой нимфоманки? И опять-таки, откуда взялась эта мудрость, светившаяся в невинных очах Ядвиги? Да, дела… Бурцев был в затруднении. Он никак не мог решить, благодарить ли судьбу и арийских магов за такой подарочек или матом крыть.

– Ядвига теперь мне как сестра, – продолжала Аделаида. Глаза ее блестели. – А ты – мой суженый. Небесами даденный, единственный и желанный. И другого мне не надобно. Ясно тебе, Вацлав?

Он кивнул – что еще оставалось?

Она впилась своими губами в его губы.

Бурцев обнял девушку. Кусочек мертвого металла – залетный осколок фашистской гранаты – мешал сжать объятия по-настоящему. Он выбросил осколок.

Две пары: польский рыцарь с кульмской шпионкой и бывший омоновец с краковской княжной стояли неподвижно, словно соревнуясь в длительности и страстности поцелуев. Бурцеву почему-то казалось, что это соревнование они с Аделаидой непременно выиграют. И выиграли бы, безусловно, выиграли, если бы не…

Шум шагов за спиной вернул всех к суровой реальности. Вот блин! Рановато расслабились… Да, девушки спасены, да, обе целы-невредимы, да, к нацистам попали лишь обломки малой башни перехода и разлетающиеся по хронобункеру гранатные осколки. Но замок-то по-прежнему кишит фашиками!

Освальд схватился за меч. Бурцев поднял эсэсовский «вальтер». Навел ствол на чернеющую нишу.

– Кто здесь?

– Моя-моя!

Из темноты вынырнул Сыма Цзян. На плече маленький китаец тащил большой пулемет. Новенький, блестящий смазкой ручной «МГ-42». С двумя сошками, с округлым наростом барабанной пулеметной коробки на левом боку.

Бурцев протер глаза. Ну, прямо не китаец, а добрый волшебник-снабженец какой-то.

– Ты где это взял, Сёма?!

– Тута моя нашла! Совсема рядом целая арсенала. Большая арсенала, огромная. Больше эта комната. Моя заглянула и моя подумала, большая самострела для твоя пригождаться.

Он протянул пулемет Бурцеву. Бурцев ошалело взял. Десять кэгэ, наверное, может побольше. Для ручного пулемета – в самый раз.

Позади китайца возникли еще четыре фигуры. Дмитрий, Бурангул, Збыслав и дядька Адам.

Бурцев глянул на Аделаиду. Как-то теперь отнесется «просветленная» княжна к язычникам и еретикам, что так раздражали ее раньше? Нет, вроде ничего… Полячка, в самом деле, будто заново на свет народилась.

Приветливо и даже как-то виновато капризная дочь Лешко Белого улыбнулась всем и каждому. А у пожилого прусса – Бурцев не поверил собственным ушам! – даже попросила прощения.

– Не серчай, дядюшка Адам, на слова мои неразумные и обидные, – вздохнула гордая шляхтенка. – Не держи зла…

Вот это речи! Не девочки, но жены! Неожиданно пробудившаяся у воинствующей католички толерантность окончательно лишила Бурцева дара речи. А непробиваемый суровый прусс – тот, кажись, вообще растрогался.

– Пустое, дочка, – махнул рукой дядька Адам. – У нас сейчас проблемы поважнее имеются.

Проблемы?

– Что стряслось? – подобрался Бурцев. – Где остальные?

– Перебиты все, – доложил Дмитрий. – Супостат-то завал в подвалах уже разобрал. Опять греческий огонь на нас пустил. Поджег железную танк-колесницу да пострелял людей невидимыми стрелами.

Пострелял? Бурцев вздохнул. А они-то здесь стрельбы не слышали. Магическая звукоизоляция, однако!

– Мы вот только и остались, – продолжал новгородец. – Отступили, пока колесница горит… Извини. Василь, никак не можно там больше удержаться. Дышать нечем, и весь гарнизон крепости, наверное, сейчас в подвалы ломится. Вот догорит железный змей – и ворог здесь будет.

Что ж, очень может быть. Для фашистов потеря подземелья с малыми башнями перехода – это та еще трагедия! Уж цайткоманда постарается отбить обратную дорогу домой и вызволить своих магистра и медиумов. А что будет, когда гитлеровцы поймут, что все заветные башенки раздавлены танком, а эзотерики СС мертвы – и вообразить трудно. Живыми фрицы их отсюда точно не выпустят.

Значит, попались?! Мышеловка, значит?! Бурцев сжал кулаки в бессильной ярости. Все напрасно, все зря! Теперь их либо пристрелят, либо сцапают. Но тогда уж лучше бы пристрелили…

– Освальд, должен же быть отсюда другой выход! Ведь куда-то эти подземелья ведут! Нам нужно срочно выбираться из замка.

Добжинец сник:

– Это старые подземелья, Вацлав. Все ходы давным-давно разрушены, да и не известно мне о них ничего.

Дядька Адам и Збыслав, потупив взор, стояли в сторонке. Дмитрий растерянно развел руками в ответ на немой вопрос Бурцева: не знаю, мол, Василь, понятия не имею, как в беде помочь.

– А ты что мыслишь? Можно выбраться отсюда? – спросил Бурцев Бурангула.

Юзабаши сокрушенно покачал головой:

– Нет, иптэш Вацалав. Здесь один путь: сверху вниз – к этому колодцу. Больше я ходов не видел. Только дверь, которую нашел Сыма Цзян. Но и там выхода нет – я проверял.

Все молчали. Тягостная и безрадостная то была тишина. Приплыли, что ли? Похоже, что так. Впереди – верная смерть. Ладно, пусть смерть, но сначала… Бурцев взял пулемет наизготовку. Ох, кому-то мало не покажется сначала. Пятьдесят «невидимых стрел» в ленте, аккуратно уложенной внутрь патронной коробочки, – это не шутка.

Всхлипнула Аделаида. Нет, не пятьдесят. Сорок девять… Нельзя, чтобы она попала живой в руки разъяренных фашиков. А так… один выстрел в голову – Аделаидка даже испугаться не успеет. Лишь бы рука не дрогнула.

Что-то тихонько зашептала Ядвига, утешая княжну. Гм-м, не сорок девять. Сорок восемь, раз уж на то пошло. Ядвига ведь тоже… Как бы там ни ярился и ни противился Освальд, обеих девушек следует избавить от горькой участи пленниц. Да и самим бы тоже…