Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

Бурцев не смог сдержать усмешки, оглядывая воинство добжиньца. Грязная волчья шкура и чуть смятый стальной шлем-горшок с обрубленным рогом. Простенькая обувь из лоскутов грубовыделанной кожи и дорогая кольчуга двойного плетения, распоротая мощным ударом рогатины. Сучковатая дубина и треснувший треугольный щит с черным крестом на белом фоне. Крестьянский овчинный тулупчик и добротный плащ орденского брата. Засаленный кушак и заткнутый за него рыцарский меч. Такие контрасты не каждый день увидишь.

Партизаны, наконец, собрались возле своего вожака. Десяток лучников да четыре десятка конников на тевтонских лошадях. Всего-то с полсотни человек. Да уж, невелик отряд. Не в этом ли кроется истинная причина сговорчивости Освальда? Возможно, будь у добжиньца побольше людишек, отдал бы рыцарь приказ к нападению сразу, без всяких переговоров, а так… Так еще большой вопрос, кто победит. Похоже, добжинец смекнул, что одолеть дружину своего бывшего оруженосца будет посложнее, чем послов Конрада.

«Но ведь как блефовал, мерзавец!» – не без восхищения подумал Бурцев. Такому пану не рыцарство рыцарствовать, а в карты играть. На деньги. На очень большие деньги.

Освальд ухмылялся. Ну, конечно, теперь-то добжиньский лис имеет полное право скалить зубы. Что ж… Бурцев улыбнулся в ответ. В конце концов, партизанская полусотня в его дружине лишней не будет. Уж он-то знал, как лихо бьются Освальдовы ватажники.

Былая настороженность постепенно уходила. Руки отпускали оружие, мышцы расслаблялись, лица расплывались в улыбках. Нечаянные союзники возбужденно гомонили друг с другом. Общение, правда, между разноязыкими воинами велось при помощи невразумительных восклицаний и яростной жестикуляции.

Мечта интернационалиста! И татары с монгольскими нукерами тут, и русичи, и поляки. И литовец Збыслав. И пруссак дядька Адам… Худой мир – он, как говорится, лучше доброй ссоры.

– Значит, мир? – на всякий случай уточнил Бурцев.

– Перемирие, – широко осклабился добжинец. – Бить магистра Конрада – это я завсегда пожалуйста. Ради такого дела и с язычниками союз заключить не грех. Благо союзы нычне – вещь временная. Да ты не хмурься, Вацлав, в спину не ударю. Пока не изничтожим тевтонского магистра, уговор наш крепок. Даю в том слово!

– Хорошо, – Бурцев кивнул. Слово благородного пана дорогого стоит, а Освальд вроде не из тех, кто нарушает клятвы.

– На, держи вот в знак союза, – Освальд протянул ему увесистую булаву. – Славная вещица – то ли тевтонскому духовнику, то ли слишком уж набожному брату принадлежала. Проливать кровь – не по-христиански это, понимаешь. Вот и пекутся некоторые крестоносцы о спасении своей бессмертной души – булавами бьются, чтоб лишний раз не согрешить. А такой дурой и без пролития крови человека на тот свет отправить – раз плюнуть. Бери, бери – авось пригодится.

Бурцев подарок принял. Хорош «демократизатор», ничего не скажешь! С такими вот следовало выходить против неоскинхедов, а не с резиновыми дубинками. Невольно вспомнилось и другое. Как монголы казнили знатных нукеров. Тоже ведь без пролития крови: дубиной по хребту.

– Ну, спасибо, Освальд…

Он подвесил тевтонскую булаву к седлу. И – чтобы уж все было по-честному – решил сразу расставить точки над «i». Над самым главным «i».

– Между союзниками, пусть временными, не должно быть тайн. Не так ли?

– У меня нет от тебя тайн, Вацлав, – нахмурился рыцарь.

– И у меня не будет. Казимир Куявский погиб. Конрад Тюрингский увез с собой его невесту, – коротко сообщил Бурцев.

– Агделайду?! – ахнул Освальд. Глаза поляка блеснули. – Вот почему ты гонишься за магистром?

– И поэтому тоже.

– Ну и?

– Я не уступлю ее тебе, Освальд.

Рыцарь выругался. Пальцы поляка вцепились в рукоять меча. Если бы не данное только что слово, сталь, наверное, уже вырвалась бы из ножен. Воины Освальда и бойцы Бурцева встревоженно наблюдали за добжиньцем. Гомон на лесной дороге стих, руки снова потянулись к оружию.

М-да, ситуация…

– Княжна Агделайда должна выйти замуж за благородного супруга, а не за безвестного простолюдина! – прохрипел Освальд.

Бурцев скрежетнул зубами. Опять все упирается в благородство происхождения. Елки-палки, он уже начинает всерьез комплексовать по этому поводу. Ну что ему сделать такого, чтоб с полным на то правом надеть, наконец, на себя злосчастные рыцарские шпоры?!

– Пусть княжна сама сделает выбор. – Бурцев старался держать себя в руках. – В конце концов, у каждого из нас есть право на поединок. Наш спор можно разрешить в честной схватке после того, как Конрад будет убит, а княжна свободна. Союзы – вещь временная, ты сам говорил об этом, Освальд.

Рука добжиньца отпустила меч.

– Твои слова разумны, Вацлав. Так мы и поступим – решим спор в поединке, когда придет время. Хоть ты и не носишь на щите герба, но я знаю тебя достаточно хорошо. И вот что я скажу: с тобой не зазорно будет скрестить рыцарский клинок…

Бурцев усмехнулся: это было похоже на комплимент.

– А покуда жив Конрад, мы с тобой союзники, – закончил Освальд.

К рыцарю возвращалось прежнее благодушие. Воины, окружавшие их, вздохнули с облегчением. Бурцев распорядился по-татарски:

– Эти люди поедут с нами, Бурангул.

Татарский сотник неодобрительно покачал головой:

– Тогда мы не сможем двигаться быстро. У них нет загонных лошадей.

– Нам теперь нужно передвигаться не быстро, а скрытно, – вздохнул Бурцев. – Магистр Конрад ускользнул, а мы сами слишком удалились от туменов Кхайду. Эта земля – чужая, Бурангул. И у нас не так много воинов, чтобы пробиваться по ней с боями. Зато теперь мне известно, где следует искать Конрада. Наши новые союзники укажут безопасную дорогу туда. Поверь, лучших проводников нам не найти.

– А ты веришь им, Вацалав? Сдается мне, с этими лесными людьми у нас однажды уже была стычка.

– Если и была, то быльем поросла. Вот этот рыцарь, – Бурцев кивнул на Освальда, – столь же заинтересован в смерти Конрада, как я и ты.

– Что ж, тебе виднее, Вацалав…

Едва Бурангул отъехал к своим лучникам, к Бурцеву приблизился насупленный Дмитрий. Новгородский десятник тоже узнал давешних врагов:

– Ну и нашел ты, Василь, союзничков! Это ж те самые тати, что Федора Посадского живота лишили под Краковом. А вон тот, здоровый, с кистенем, мне щит проломил.

– А татары Рязань сожгли! – оборвал Бурцев. – А я тебе при первом знакомстве яйца отбил! Но ничего ведь, идем сейчас вместе. Пойми, Дмитрий, эти поляки нужны нам, а мы – им. И у нас, и у них одна цель – Конрад. Так что не мути воду. Утешься тем, что и ты тоже татю с кистенем зубы вышиб.

Десятник утешился. По крайней мере, сделал вид… Отряд, пополнившийся лесными партизанами, двинулся обратно – к Глоговской переправе.