Александр Михайловский - Призрак Великой Смуты [авторский текст]

Не следует забывать и иностранцев, которые точат зуб на первое в истории государство рабочих и крестьян. И если германцев, турок и австрийцев мы с вашей помощью угомонили, то англичане, французы в Европе, а японцы на Дальнем Востоке не оставят нас в покое. Так что куда ни посмотри – всюду одно и то же. Поэтому, товарищ Бережной, даже и не рассчитывайте на отдых, по крайней мере в ближайшее время.

– Да, Михаил Васильевич, – я отставил в сторону стакан с чаем, – я все это прекрасно понимаю. Кстати, англичане и французы тоже временно нейтрализованы. Им сейчас не до авантюр – ведь на Западном фронте они остались один на один с немцами. Ясно, что от мировой бойни все до предела устали, но также всем понятно, что кончится она не с тем результатом, какой был в нашей истории. И потому Антанта напрягает все силы для того, чтобы свести эту войну хотя бы вничью.

Снова взяв со стола стакан, я отхлебнул немного остывшего, крепкого как кофе «купчика», после чего продолжил:

– А вот японцы – противник опасный, как любой молодой, злой и голодный хищник. Они захватили германские колонии в Китае и на Тихом океане, но этого им хватило всего на один зубок, и теперь они ищут себе новую добычу. Если Антанта проиграет войну в Европе, то самураи немедленно набросятся на французский Индокитай и британские Сингапур с Малайзией. Если же Антанта победит, то они в союзе с англичанами и французами полезут на наш Дальний Восток, который, если говорить честно, сейчас нам просто нечем защищать в случае большой войны. Правда, провал Читинской авантюры несколько сбавил пыл японского командования, но ничуть не уменьшил его жадности и жестокости. Думаю, что в ближайшее время следует ожидать с их стороны новых провокаций где-нибудь в полосе отчуждения КВЖД. Не установив контроль за этой железнодорожной трассой, невозможно двигаться дальше, в направлении нашего Дальнего Востока.

Фрунзе тоже отхлебнул чаю, внимательно посмотрел на меня и кивнул.

– Я все понимаю, товарищ Бережной, и полностью разделяю ваше мнение. Думаю, что когда наш корпус доберется до Астрахани, то мы там и узнаем – где мы будем нужнее – в Туркестане или Забайкалье с Восточной Сибирью. А пока нам предстоит длинная дорога, так что давайте наберемся терпения. Кажется, в вашей истории все основные события начались только в середине лета этого года?

– Да, Михаил Васильевич, – ответил я, – лето восемнадцатого года – время фактического начала Гражданской войны и время максимальных успехов врагов советской власти. Но многие из тех еще непроизошедших событий мы уже предотвратили, а многие если и произойдут, то будут не такими кровавыми и жестокими, как в нашем прошлом.

– Товарищ Бережной, – спросил Фрунзе, – вы имеете в виду мятеж Чехословацкого корпуса?

– Да, и не только его, Михаил Васильевич, – ответил я, – Собственно, и КОМУЧа никакого теперь не будет, как и других подобных «правительств», так как не было никаких выборов в Учредительное собрание. Мы убрали из Совнаркома и из ЦК сторонников поголовного расказачивания, приняли декрет о советском казачестве, и казачьи окраины остались в основном лояльны советской власти. И так везде.

Единственно чего мы не можем ни отменить, ни изменить, так это желание иностранных капиталистов ослабить, расчленить и уничтожить нашу Родину. Именно против этого желания, как мне кажется, нам и придется бороться. На европейском направлении нас пока прикрывает Германия, ведущая кровопролитную войну с Антантой. Но что будет потом, после того, как война закончится – это тайна, покрытая мраком. Ведь нам пока неизвестно, ни какие силы придут в Германии к власти после войны, ни то, куда будет направлен их вектор экспансии. Это могут быть и южные моря, на завоевание новых колоний, или в нашу сторону, на восток, в поисках нового жизненного пространства. В этом отношении немцы могут для нас стать большей проблемой, чем англичане с французами, которые не имеют с Россией общих границ. Единственная надежда на то, что Германия выйдет из войны обессиленная, и ей понадобиться немало времени, чтобы залечить раны.

– Это нам понятно, товарищ Бережной, – кивнул Фрунзе, – и никаких иллюзий в отношении к немцам в нашем ЦК нет. Мы союзники временные, а насчет того, что будет потом, в Германии уже работают наши люди. Мы не будем сидеть, сложа руки, и ждать у моря погоды. Если каждый большевик будет делать свое дело так же хорошо как это делаем мы с вами, то победа нашей революции в мировом масштабе неизбежна.

1 мая 1918 года. Петроград. Марсово поле.

Глава ИТАР Тамбовцев Александр Васильевич.

Сегодня, как в старые добрые советские времена, в городе праздник. Причем праздник настоящий, не просто еще один выходной день, во что превратилось 1-е мая в наши постперестроечные времена.

Дело в том, что в Советской России сохранились в памяти дореволюционные маевки, когда день солидарности всех людей труда проводился подпольно, с риском угодить в кутузку и огрести кучу неприятностей. Майский праздник в 1917 году хотя и был разрешен Временным правительством, но днем солидарности не стал. Фактически первомайские манифестации и демонстрации превратились в смотр сил политических партий. И тогда впервые большевики продемонстрировали всем прочим партиям, что они вполне реальная сила.

А сейчас первомайский праздник должен стать праздником победителей. Все прочие партии, с треском провалившиеся на выборах в Советы, поняли свое место в политической реальности и вели себя, в общем-то, скромно. За исключением, пожалуй, левых эсеров, которые затаились на время, и за которыми внимательно наблюдало ведомство Феликса Эдмундовича.

Ну, не будем о грустном. Сегодня праздник, к тому же в Питере установилась на удивление для начала мая теплая погода. Солнце на безоблачном синем небе припекало не по-весеннему жарко. На деревьях уже лопнули почки и появились молодые листочки. За несколько дней до этого мы в Таврическом дворце в узком кругу обсуждали порядок проведения первомайских торжеств. Главный митинг решено было провести на Марсовом поле. Дворцовую площадь, на которой в нашей истории проводились первомайские парады и демонстрации, после довольно жаркого обмена мнениями решили оставить в покое. Сталин, хмыкнув, бросил:

– Вы, может быть, хотите, чтобы я с царского балкона к людям обратился? Мол, король умер – да здравствует король! Сами подумайте – как мы будем выглядеть в глазах народа! И какой повод для злословия мы дадим нашим противникам… Я предлагаю провести главный митинг на Марсовом поле – там и места поболее, и мысли ненужные ни у кого не появятся. К тому же на Марсовом поле похоронены погибшие в феврале 1917 года.