Андрей Величко - Чужое место

В Штеттине меня встретил Каприви — новый канцлер Германии, назначенный на пост после отставки Бисмарка. Надо сказать, что этот тип не больно-то и скрывал своего не самого дружелюбного отношения ко мне, но моему величеству на подобные мелочи было глубоко начхать. Так как среди свиты канцлера оказался хорошо мне знакомый Тирпиц, то мы с ним сразу после отправления поезда сели пить пиво под баварские сосиски, каковому занятию и предавались до самого Берлина, благо ехать было всего-то три с небольшим часа.

Особых торжеств по поводу моего приезда не было, и уже после обеда мы смогли приступить к повестке дня. Первым пунктом в нем стояло согласование геополитических вопросов. Так как я был морально готов к тому, что оно начнется с как минимум часовой речи кайзера, то был приятно удивлен, когда он уложился всего в сорок пять минут.

Вилли вообще любил произносить речи по всякому поводу, особенно перед столь благодарной аудиторией, как я. А что? Мне натянуть на физиономию выражение заинтересованного внимания нетрудно, научился еще в начале первой жизни. И тогда же постиг нелегкое умение зевать, почти не открывая рта, то есть практически незаметно для окружающих. И на часы я давно умел смотреть так, чтобы это не бросалось в глаза.

Кстати, у меня теперь были изготовленные по спецзаказу наручные часы — возможно, первые в мире. Во всяком случае, часовщик, исполнивший мой заказ, про такое не слышал.

В общем, Вилли довольно быстро закончил свою вступительную речь, сопровождаемую метаниями по кабинету и размахиванием руками. Причем в этом была задействована не только здоровая правая, но и наполовину парализованная левая рука.

— Итак, — завершил свою речь кайзер, — я уверен, что союз России и Германии сможет добиться выполнения всех исторических задач, стоящих перед нашими странами, причем невзирая на противодействие кого угодно. А ты, Алекс, как на это смотришь?

Вилли в приватных беседах теперь называл меня так, а не Аликом, как в детстве.

— С интересом, — подтвердил я. — И хотелось бы первым делом уточнить вот что. Как по-твоему, в обсуждаемом блоке хватит только наших стран или надо обязательно привлечь кого-то еще? Как младший по возрасту, выскажу свое мнение первым. Оно в том, что никакого категорического императива я здесь не вижу.

— Это ты про Австрию или про Японию? — ухмыльнулся Вилли.

— Про Тройственный союз. Япония же мне нужна в плане воздействия на Китай для проведения транссибирской магистрали по кратчайшему направлению до Владивостока, то есть через Маньчжурию.

— Хм… ну ты же понимаешь, что когда мне предложили продлить договор до девятьсот второго года, у меня не было весомых причин для отказа.

— Когда мне примерно в то же время предложили договор с Францией, у меня тоже особых причин отказываться не было. Однако я ничего не заключил, несмотря на обещание кредитов на довольно льготных условиях.

На самом деле, конечно, условия были хоть и льготными, но все же не настолько, как мне хотелось. И, кроме того, я помнил, что обещать — это еще не значит жениться, отчего твердо придерживался принципа «утром деньги — вечером стулья». Причем не обязательно именно текущим вечером.

— К тому же мы еще не прояснили, собираются ли Россия и Германия заключать договор, — продолжал Вильгельм. — И если да, то какой.

— Предлагаю очень простой по сути. Если любая из наших держав оказывается в состоянии войны с более чем одной страной, то вторая обязуется вступить в эту войну на стороне первой.

— Значит, если Германия… э-э… подвергнется нападению Франции…

— То сможет разбить ее без чьей-либо непосредственной помощи, всего лишь при доброжелательном нейтралитете России. Причем лично мне неважно, кто там от кого чему подвергнется. Но в случае вступления в эту войну Англии островитянам придется воевать еще и Россией, — подтвердил я. — Однако тут есть и другая сторона медали.

— Понимаю, — кивнул Вильгельм, — Австро-Венгрия. Я, честно говоря, совершенно не одобряю позицию Франца-Иосифа в несчастливой для твоей страны Восточной войне. Она сильно походила на предательство. Что же, твое предложение очень щедрое, и я подумаю, как его принять, не вызывая особого скандала.

— Ну, насколько мне известно, Германия обязуется не вступать ни в какие союзы, направленные против остальных членов альянса, — уточнил я. — Это всего лишь означает, что наше взаимодействие не следует называть союзом, а документ о его образовании — договором. Пусть это будет какой-нибудь меморандум за все хорошее. Ну типа за коллективную безопасность и против угрозы европейской войны.

— Алекс, прости, но если это не будет договором, то что любого из нас удержит от его нарушения, если это вдруг кому-то станет выгодно?

— Если очень выгодно, то никакой договор не поможет. По-моему, лучшая гарантия — это здравый смысл. Но, разумеется, документы об образовании Тройственного союза надо внимательно изучить, поручи это своим специалистам. Мало ли, вдруг там найдутся какие-нибудь двусмысленности.

— Обязательно. Я рад, что русский император проявляет столь выдающееся понимание обстановки, и уверен, что вместе мы…

Вилли снова понесло, однако на сей раз он ораторствовал совсем недолго, неполные десять минут, я даже не успел снова применить свои навыки скрытого зевания.

Вечером мы обсудили сотрудничество в области летательных аппаратов. Причем Вилли интересовали и дельтапланы, и дирижабли, и даже учебные самолеты Можайского, которые он не видел, но что-то про них слышал. Я в ответ продемонстрировал полную готовность поделиться всеми секретами Гатчинского авиаотряда, ибо и дирижабль, и дельтапланы, и учебные небесные паровозы были изначально спроектированы для показа достаточно широкому кругу лиц. Более же серьезной техники в Гатчине нет ив ближайшее время не будет, для этого есть другие места.

На следующий день Вильгельм вытащил меня в Потсдам, якобы осмотреть достопримечательности. На самом деле они меня не очень интересовали, но туда же прибыл косяку, то есть маркиз Сайондзи Киммоти, в компании с которым мы около часа гуляли по парку Сан-Суси. Нужды в переводчике не было, оба свободно говорили по-английски и почти свободно — по-немецки, беседа шла тет-а–тет.

— Господин Киммоти, — начал я, — анализ обстановки на Дальнем Востоке привел меня сразу к трем выводам. Первый — война между Японией и Китаем неизбежна, причем в ближайшее время. По моим прикидкам, до нее самое большее три года, но, скорее всего, она начнется даже немного раньше. Второй вывод — меньше чем за год Япония одержит убедительную победу и на суше, и на море, полностью разгромив Китай. И, наконец, третий вывод, из-за которого я и стал искать встречи с вами. Он состоит в том, что полностью пожать плоды победы Японии не дадут европейские державы. Это будет касаться как размера репараций, так и территориальных приобретений.