Алексей Живой - Вторжение

Коловрат кивнул. Вернувшиеся вчера лазутчки, которых разослали вокруг лагеря татарского с заданием посчитать снова шатры и число воинов, принесли недобрые вести. Во-первых: вернулись не все. А по рассказам тех, кто вернулся, выходило, что не меньше двухсот тысяч всадников Батыя сейчас стояло против двадцати с небольшим тысяч ратников рязанского князя, в ряды коих влились дружины муромских князей и половецкого хана Богуна. Еще неделю назад с дальних кордонов доносили, что татар не более ста с лишком тысяч. Даже этого уже хватало, чтобы вселить ужас в слабые сердца. Но войско Батыя было подобно озеру, в которое с каждым днем вливались все новые ручейки, притекавшие со всех сторон. Из покоренной Волжской Булгарии и далекой степи, служившей татарам обширным тылом. И за то время, пока ратники Юрия приближались к стану Батыя и границам своего государства, это озеро выросло почти вдвое, грозя выйти из берегов и хлынуть на Русь.

Биться с таким огромным войском одному Рязанскому княжеству, да еще почти в чистом поле, было равносильно самоубийству. И, едва узнав о настоящем числе воинов Батыя, многие тысяцкие из бояр и даже некоторые князья стали роптать, призывая Юрия повернуть назад, пока не поздно. Запереться по крепостям и ждать подхода помощи от великого князя. Но Юрию, похоже, было все равно, сколько врагов вышло против него – двадцать или двести тысяч. Коловрат не удивился бы, если бы князь оставил в силе свое решение, даже узнав о том, что пришло пятьсот тысяч. Он словно искал смерти в предстоящем сражении и шел к ней навстречу. Лицо его стало безжизненным и мертвенно-белым, напоминало теперь лицо мертвеца. Злые языки поговаривали, что князь из-за личной беды уже не в себе, разум его помутился, что ему теперь нельзя командовать войском. Но если князь и выглядел теперь как живой мертвец, то ясность ума Юрия все же не покидала. В этом Коловрат убедился уж не раз за последние дни. И сегодняшний день не был исключением.

– А будет ли помощь эта? – вопрошал Юрий у советчиков таких в ответ на призывы вернуться в Рязань. – То никому не ведомо. Можем и не дождаться. А вернемся с полпути назад – страх в душах поселится еще больший. И стены не спасут. А потому, други мои, нет нами иного пути, как только вперед. Навстречу победе или славной смерти. Должны мы схлестнуться с татарами в чистом поле и пустить кровь врагов наших. Пришла пора ратникам рязанским обагрить мечи в татарской крови, забрав у них силу. Чтобы понял собака Батый с первого дня на русской земле, на кого руку посмел поднять. И рубить их всех, пока не перебьем до последнего. За матерей наших, жен и детей, коим надеяться больше не на кого.

Задержал вдох Юрий Игоревич и закончил тогда:

– Ну а если не перебьем всех, то хоть пыл охладим да за княжича Федора убиенного отомстим. Вот тогда и вернемся в Рязань да запремся в стенах. Но не ранее, чем кровь врагу пустим.

Про с Евпраксию с наследником Юрий ни словом не упомянул, лишь скользнув взглядом по лицу Евпатия. Воевода не успел еще найти следы убийц, хоть и был совсем рядом с разгадкой, как ему казалось. Но дела ратные не отпускали.

Тот разговор был еще в дороге. А теперь, накануне сражения, на совете в походном шатре княжеском, определив место в предстоящей битве Коловрату, рязанский князь расставил по местам и остальных военачальников.

– Ты, Юрий Давыдович, – наказал князь рязанский своим союзникам, – с муромской дружиной своей будешь держать центр наш. Олег Юрьевич тебе в помощь будет. И еще дам тебе пять тысяч ратников рязанских под командой Лютобора, для того чтобы ты отразить мог любой удар. И пятьсот лучников пеших. Только, думаю, в самый центр татары не ударят. А потому, хоть и немного у тебя людей будет, стоять ты должен до тех пор, пока все враги о твою крепость не разобьются, или покуда я не прикажу вперед идти или отходить. Позади у леса возы поставим, чтобы ратники твои не пятились под натиском, да в тыл тебе невзначай никто не ударил. Только с этим воевода управится, думаю.

– Не подведем, – ответил с поклоном Юрий Давыдович, – муромские богатыри биться умеют, про то тебе ведомо.

– Ведомо, – кивнул Юрий, – потому и позвал вас.

– Ты, Богун, – обернулся рязанский князь к своему степному родственнику, – с половцами своими встанешь на левом краю. И терзать будешь татар атаками ответными и лучниками меткими, кои не уступают в силе врагам нашим. Биться будешь резво и свяжешь татар на своем краю, сколь возможно будет.

Хан Богун, невысокий коренастый воин с раскосыми глазами и в меховой шапке, нахлобученной почти на глаза, кивнул. Поверх теплого стеганого халата на нем был надет сейчас легкий походный доспех, а на поясе висела изогнутая сабля с белой костяной рукоятью, украшенная искусной резьбой.

– Хорошо, Юрий. Мои лучники дадут татарам достойный ответ. Нам есть за что отомстить им.

– А чтобы сил и тебе хватило подольше повоевать, рядом с тобой на левом краю биться будут сыновья брата моего. Племянники мои: Олег и Роман Ингваревичи. И с ними еще четыре тысячи всадников.

Богун с удивлением бывалого воина воззрился на юнцов в раззолоченных доспехах, что стояли от него в двух шагах.

– Ты не смотри, что молоды, – упредил его вопрос Юрий, – они уже повоевали маленько и с ратниками управляться умеют. Вон, Юрий Давыдович Муромский подтвердит.

– Мордву восставшую ходили усмирять со мной, – кинул Юрий Давыдович, – и от стрел и мечей не прятались. Многих своей рукой умертвили, да и предводители ратников из них выйдут отменные.

– В общем, юнцы эти – прирожденные воины, – поставил точку в рассуждениях рязанский князь, – и будут тебе подмогой.

Хан Богун немного скривил свою верхнюю губу с тонкими усиками, почесал бородку, разглядывая своих молодых помощников, но промолчал, покорившись воле родственника.

Олег и Роман Ингваревичи сами смотрели на степного хана с недоверием, и Коловрату даже показалось, что Юрий ошибся, соединив вместе эти две несхожие силы, да еще почти подчинив князей половецкому хану. Хотя у молодых Ингваревичей и оставалось в открытом бою право решать самим, как биться, если что-то пойдет не так, старшим на левом крыле все же был Богун. В этот раз расчет князя ускользал от Евпатия.

Еще более вызвало у него недоумение другое решение Юрия, вновь всплывшее в памяти во время совета. Покидая Рязань и забрав воеводу с собой, он, неожиданно для Евпатия, вверил ее оборону до возвращения своему брату – князю Ингварю. А Пронск и окрестности велел перепоручить воеводе Ореху. Как ни намекал Коловрат на причастность Ингваря к смерти Богдана и нападению на поезд княжича Федора, рязанский князь остался непреклонен. Да еще в сердцах напомнил Коловрату его место и наказал не лезть не в свое дело. Боярин вынужден был умолкнуть и с тех пор находился в недоумении. Рязань, по его мнению, осталась в руках главного соперника Юрия, от которого можно было ожидать всего. И произошло это с разрешения самого Юрия Игоревича.