Алексей Живой - Вторжение

Зато последний всадник, державший свободной в руке аркан, проявил должную прыть. Пока воевода у него на глазах расправлялся с двумя его соплеменниками, этот татарин почти доскакал до мертвой лошади, за которой прятался Коловрат. Неуловимым движением всадник швырнул в него аркан, который со свистом преодолел короткое расстояние и обмотался вокруг руки, уже державшей меч. Затем татарин резко развернул коня и поскакал назад, а Евпатий, буквально сдернутый со своего места, перелетел через труп лошади, выронил меч и потащился по снегу на аркане сзади за конным татарином, увлекаемый в стан врага. Как ни матерился Коловрат, отбивая себе бока на кочках, как ни извивался, но поделать ничего не мог. Его волокли в плен прямо под носом у своих.

К счастью, Ратиша был уже рядом. Меткая стрела вошла в бок, а вторая пробила шею обидчику воеводы, и тот рухнул под ноги остановившемуся внезапно коню. На всякий случай прискакавший ратник подхватил его под уздцы. А второй, соскочив с коня, помог подняться воеводе.

– Жив, Евпатий Львович? – раздался знакомый голос откуда-то сверху, пока изрядно помятый воевода поднимался и отряхивал от снега лицо и доспехи. Шлем по-прежнему крепко сидел на его голове и уберег ее от ударов о камни.

– Жив покуда, – кивнул Коловрат, – спасибо доспехам, а то не сосчитать мне ребер. И тебе, Ратиша, благодарность. Уволокли бы меня сейчас как последнего барана в плен, а может, и кончили бы сразу, не подоспей ты вовремя.

– Коня воеводе! – зычно крикнул Ратиша.

А когда Евпатий, сдержав стон, вскарабкался в седло подведенного коня, – как оказалось, одного из тех татарских коней, с хозяевами которых он только что покончил, – то заметил, что воздух уже начал сереть. Кто-то из ратников подал ему оброненный меч.

– Поспешать надо, – заметил Коловрат, озираясь вокруг. – День зимний короток, а вечер быстро наступит. Утекут татаре за подмогой, коли не порубим всех. Или новые подоспеют.

– Не утекут, Евпатий Львович, – уверенно заявил ему Ратиша, указывая на оконечность мыса, – там бой кончится скоро, почти всех добили. Арбалетчики Бушуевы молодцы, не дали татарам прорваться вверх по реке, хотя те и пытались отчаянно. Половина из наших арбалетчиков, правда, полегла. Да и конных ратников тоже полегло немало. Зато захватили мои воины предводителя ихнего, здоровый такой, помнишь? А там…

Ратиша повернулся в другую сторону, где сливались два притока Воронежа.

– …еще идет отчаянная драка, больше там оказалось татар, чем наших. Но все одно отсекли их от пути назад, и наша сила ломит. Хотя подмогнуть бы им надобно. Не ровен час, и правда подойти может новый отряд.

– Подмогнуть, говоришь, – призадумался воевода, посмотрев на край уже тонувшего в потемках мыса, где звон мечей и сабель уже почти стихал, – это можно. Собирай своих. Только вначале приведи-ка мне этого татарского предводителя. И толмача давай сюда.

– Сделаем, Евпатий Львович, – кивнул Ратиша и кликнул своих помощников.

Раздался призывный звук рога, и скоро у кромки леса, где находился Коловрат с Ратишей, собрался почти весь засадный полк. Вернее, те из русичей, что остались в живых от первого и второго отряда, изрубившего в куски половину колонны татар, коих, по мнению воеводы, пошло на прорыв не менее пяти тысяч. Многие из ратников были ранены, но все, кто еще способен был держаться в седлах, сидели в них, дожидаясь приказа воеводы, ибо драка была еще не кончена. Евпатий и сам в напряжении взирал на сечу, что шла в отдалении у слияния двух речушек. Он уже отправил туда несколько сотен всадников на подмогу сражавшимся, чтобы надежно перекрыть татарам путь к отступлению, но вместе с остальными оставался пока на месте, решив переговорить по душам с пленным татарским военачальником. Конечно, кузнецов с каленым железом рядом не было, но отчего-то воевода был уверен, что сам сможет развязать язык важному татарину. В случае чего умельцев и помощников в этом деле здесь хватало. Один Ратиша чего стоил.

Вскоре послышался шум, ближние ратники расступились, и к ногам воеводы приволокли связанного широкоплечего исполина с раскосыми глазами. Того самого, что еще недавно ехал с надменным видом впереди своего воинства, уверенный в своей непобедимости. Теперь большая часть этого войска была перебита и рассеяна. Остальных добивали в окружении, где они сражались из последних сил. А их гордый предводитель с рваной раной на плече и связанными за спиной руками был силой поставлен на колени перед каким-то русским военачальником, дерзнувшим пойти против огромной и доселе непобедимой армии.

Коловрат подозвал толмача, мужичонку из знакомых людей купцов Ревякиных, обученного заморским языкам. Наклонившись с коня, указал на пленного татарина, что пытался испепелить его своим злобным взглядом, и сказал:

– Спроси его, как звать, какого роду-племени и что ему наказал хан Батый.

Толмач с опаской приблизился к огромному пленнику, который и на коленях был с него ростом, словно боялся, что тот его укусит, и затараторил что-то на незнакомом Евпатию языке. Пленник вздрогнул, когда до него дошел смысл сказанного, посмотрел на толмача с презрением и, сплюнув тому под ноги кровавую слюну, отвернулся в сторону.

– Не хочет говорить, – пояснил толмач, разводя руки в стороны.

– Ну, это и так видно, – кивнул Коловрат и, обернувшись к Ратише, добавил: – Намекните ему, что времени у нас мало. Долго ждать не можем.

Ратиша в свою очередь кивнул одному из ратников, стоявших возле исполина, и тот, недолго думая, с разворота заехал пленнику коленом в лицо. Раздался хруст, и татарин с переломанным носом упал на снег, издав громкий вопль. Когда его подняли, лицо высокородного пленника опухло и напоминало один большой окровавленный синяк. Спеси у него заметно поубавилось, но этот татарин все же был не робкого десятка. Когда толмач повторил ему вопрос воеводы, тот, харкая кровью, заговорил, но угрожать своим обидчикам не побоялся.

– Говорит, что звать его Айрат, темник он у хана Батыя, – начал переводить толмач, прислушиваясь к невнятному бормотанию пленника, которое вырывалось из разбитого рта. За время разговора тот даже сплюнул несколько зубов.

– Хан послал его в тыл к русичам, чтобы привезти голову князя Юрия… Но он опоздал, князь ваш уже мертв. А вы все тут тоже скоро сдохнете, – закончил переводить толмач и посмотрел в ожидании на умолкшего пленника. Но тот больше ничего не говорил.

– А ты нас не пужай, мы уже пуганные, – ответил на это воевода спокойно и даже усмехнувшись в усы. – Видал, что с воинами твоими лучшими сделали? И остальных перемелем помаленьку.

Толмач начал переводить. А пленный татарин взирал на него снизу вверх и не мог понять, что происходит: он, слуга властелина, которому подчиняется полмира, еще утром с презрением думал об этих русичах. А теперь пленный стоит на коленях перед каким-то зарвавшимся русским военачальником, который должен был стать его рабом, но вместо этого решает сейчас его судьбу. За что степные боги отвернулись от него в самом начале пути?