Евгений Красницкий - Беру все на себя [litres]

Те, сначала глянув на Мишку и дождавшись утвердительного кивка, выполнили команду. Егор посторонился, предлагая Мишке войти впереди него.

В избе Кривого, хоть и оказавшейся чуть просторнее, чем представлялось снаружи, такому количеству народа явно было тесновато. Вплотную к лежанке, на которой, тяжело дыша, лежал князь Всеволод, стояли, закрывая его собой, двое – тот самый боярин, который выезжал на переговоры, и еще один, которого буквально трясло, не то от ярости, не то еще от чего-то.

«Наверное, тот самый «дерганый», про которого пацан говорил».

Обоим было явно непривычно стоять под прицелом самострелов.

«Ага, это ТАМ телевизор приучил к виду людей, стоящих под наведенными на них стволами, а ЗДЕСЬ это в новинку. Копье или меч, в аналогичных обстоятельствах, приставляют к груди или к горлу, а вот так, на расстоянии, ни лучник, ни пращник угрожать не могут. Наверняка беспокоятся, как бы кто-то из ребят случайно на спуск не нажал, вот и застыли неподвижно. Ну, что ж, нам же легче».

Мишка скользнул взглядом по углам, иконы, на которую можно было бы перекреститься, не нашел, а кланяться очагу по языческому обычаю, не стал.

«Так… спина прямая, подбородок чуть вверх, морду «кирпичом», левую руку на рукоять меча, правую ногу чуть вперед. Я – представитель высшего сословия!»

Коротко склонил голову и представился:

– Сотник Младшей дружины воеводы Погорынского боярина Кирилла, боярич Михаил.

Пауза. Ждали-то взрослого человека. Наконец тот, что выезжал на переговоры, представился в ответ:

– Боярин Авдей Солома, – покосился на «дерганого» и продолжил, – Боярин Василий Гоголь.

Мишка от неожиданности чуть не утратил соответствующей ситуации «морды лица». Конечно же, «дерганый» боярин не имел никакого отношения к великому русскому писателю, даже и отдаленным предком классика, скорее всего, не являлся. Дело во внешности – больно уж похож на этот вид уток: коренастый, короткошеий, с большой головой, и ходит наверняка вперевалку, да и нос какой-то сплющенный, на утиный клюв похож. Но прозвучало слово «гоголь» настолько неожиданно и неуместно…

Затянувшуюся паузу прервал боярин Солома:

– Ну, где ваш лекарь?

Егор, чувствовалось, хотел что-то сказать, но сдержался, а Мишка лишь молча указал подбородком на оружейный пояс городненца. Тот понял, тяжело вздохнул, отцепил ножны с мечом и, шагнув вперед (один из отроков сопроводил его движением самострела), с легким поклоном передал его Мишке. Тот, с таким же поклоном, принял оружие и передал его Егору. Второй боярин тоже отцепил меч, потом, совершенно неожиданно, с каким-то рыдающим криком швырнул его себе под ноги, сам пал на колени и замолотил кулаками по земляному полу, выкрикивая бессвязную смесь ругательств, проклятий и оборванных фраз, общий смысл которых можно было свести к цитате из кинокомедии «Бриллиантовая рука»: «Все пропало! Гипс снимают, клиент уезжает!!!» – натуральная истерика.

Боярин Солома поморщился, склонился к напарнику и попытался успокоить:

– Угомонись, Василий… криком делу не поможешь… стыдоба… – Потом, видимо потеряв терпение, пнул Гоголя ногой в бок. – Да угомонись ты, Васька!

Гоголь с неожиданной ловкостью схватил Авдея Солому за ногу и торопливо забормотал:

– Скажи им, Авдеюшка, скажи… христиане же… крест на знамени, поймут… детки же малые погибают… Авде-ей!!! Делать что-то надо!!!

– Угомонись, я сказал! Сначала князь! – боярин Солома повернулся к Мишке и Егору и тоже заорал: – Да где же ваш лекарь-то? Обещали же!

Происходило что-то непонятное, что-то, без преувеличения, важнейшее, имеющее для пленных бояр огромное значение, но разбираться с этим… Мишка обернулся ко входу и позвал:

– Антон!

– Здесь, господин сотник!

– Илью и Матвея сюда! Быстро!

– Слушаюсь, господин сотник!

Егор склонился к Мишке и негромко подсказал:

– Этого бы, стенающего, убрать, да и отроки больше не нужны.

– Этого! – скомандовал Мишка, указывая отрокам на боярина Гоголя. – В сарай к другим пленным… – и, поясняя для боярина Соломы, добавил: – тесно здесь, а лекарям в покое работать надо.

Авдей ничего не сказал, лишь отшагнул от Гоголя. Отроки подхватили боярина под руки и поволокли к выходу. Потерять лицо – потерять все, Гоголь болтался в руках парней, как тряпочный, и, только когда его протаскивали в дверной проем, снова заблажил:

– Скажи им! Скажи, Авдей! Все равно уже… скажи!!!

– О чем он? – обратился Мишка к боярину Соломе. – Может, нам и впрямь знать надо?

– Сначала князь! – отозвался боярин «железным» голосом.

– Если ты подмоги дожидаешься…

– Не дожидаюсь! Сначала князь!

Чувствовалось, что Авдей Солома с трудом сдерживается, чтобы не сорваться на крик. Мишка переглянулся с Егором, тот только пожал плечами.

«Дети погибают? Оттого они и сорвались малым отрядом от конвоя? Что, княжья семья в опасности? Но ее же не могли оставить без охраны, а если охрана не помогла, то что он собирался сделать всего с двумя десятками дружинников? Какое-то предательство, заговор, бунт, нападение ятвягов? Так все равно, что такое двадцать человек? Почему Гоголь просил сказать, а не сказал сам, если для него это так важно?»

– Михайла! – донесся снаружи голос Ильи. – Где тут болящий?

– Заходите! Вон, князь на лежанке.

– Давай, Мотька… князь – не князь, нам без разницы – нутро у всех одинаковое, это поверху нарядятся, да украсятся…

– Это князь Всеволод Давыдович! – буквально взорвался Авдей Солома. – И если ты его не вылечишь…

– То ничего не будет!!! – Мишке пришлось как следует напрячь голос, чтобы перекричать городненского боярина. – Мои лекари не за страх работают!!!

Да, сильный, привыкший командовать, уверенный в себе воин и княжий ближник, поставленный обстоятельствами в беспомощное положение – то еще зрелище. В бешеном взгляде боярина Соломы ясно читалось желание свернуть шею этому наглому мальчишке и… прямо-таки безмерная тоска от невозможности исполнить это желание.

В ответ у Мишки начала морщиться, открывая передние зубы, верхняя губа, а правая рука сама собой сделала движение, чтобы выкинуть из рукава кистень. Бешеный Лис полез наружу, задвигая в сторону сознание Михаила Ратникова.

«Назад, скотина! Я в своем уме должен быть!»

Не получалось! Бешенство накатывало волной, и самое страшное – организм четырнадцатилетнего подростка отдавался ему просто с восторгом!

«Нет, нельзя… отец Михаил… берсерк…»

В себя Мишка пришел от того, что Егор крепко тряханул его за плечо, и первое, что увидел – удивление, сменившее на лице боярина Соломы выражение сдерживаемой ярости.

– Дядька Егор, выйду-ка я наружу, ты присмотри тут… ладно?