Константин Костин - Скагаран 1: Робинзоны космоса

Об этом нам поведал начальник смены – Михалыч, едва ли не самый юный из всех заводчан, всего сорока лет. Кстати, после катастрофы, он фактически стал директором завода. И так сильно убивался, что жена и дочка, наверно, сильно переживают, что я не знал, как сказать, что вряд ли они еще когда-либо увидятся. Потому начал издалека.

– Пока ехали, я обратил внимание, что у вас все поля вокруг перекопаны…

– Геологи были, – махнул рукой Михалыч. – Копали, бурили, взрывали… хрен его знает, что искали. Но вы, ребята, так и не ответили… что произошло-то?

– Мы оказались на другой планете! – оповестил начальника Миша, у которого с чувством такта была беда.

– Как на другой планете? – воскликнул заводчанин. – У меня же дочка родит скоро!

– Будешь дедушкой? – улыбнулся Семенов. – Поздравляю! Как зять – нормальный?

– А я знаю? Говорю ж – геологи были.

Повисло неловкое молчание, и мы сочли за лучшее свалить, пока никто не брякнул еще чего лишнего. Тем более, что солнца уже клонились к закату, а нам еще предстояло добраться до западного края.

Через пару километров после завода дорога превратилась в беспорядочные нагромождения кусков асфальта и щебня, которые МТЛБшка уверенно вминала в грунт.

С этой стороны Земля кончалась не топью или морем, как с трех других, а степью. Огромным, бесконечным плато. Только в бинокль, далеко на горизонте, я смог разглядеть гряды холмов. Мы прошли по ярко-зеленой, высотой до колена, траве несколько шагов, держа автоматы наготове. Жужжали насекомые, витали бабочки. Вроде как ничего не представляло для нас угрозы, и мы были готовы углубиться дальше, но внезапно трава зашевелилась и в проплешине мелькнул толстая, упитанная змея.

Автоматы тут точно бесполезны… ну не уберегут они от опасности, которую видишь в последний момент! Решив не искушать судьбу, мы вернулись на родную землю. Напоследок я обернулся. В траве копошилось еще с полдесятка змей. А высоко в небе парило голубое облако.

Очередной сюрприз нас ждал в деревне. Дяди дома не оказалось, но добрые люди подсказали, где его следует искать – на опорнике. Не спешиваясь, как были – на броневике, разгоняя сумерки светом фар, мы въехали на деревенскую площадь. Здесь, в одном месте, всего два дня назад, была сконцентрирована вся социальная жизнь деревни – и опорный пункт милиции, и почта, и клуб, и школа, и местный вариант супермаркета.

Но сегодня площадь походила на декорацию фильма ужасов. Десятки факелов обрамляли ее по периметру, в центре толпилась кучка селян, некоторые из которых были вооружены. У дверей опорника стояли двое с дробовиками, рядом же тарахтел дизельный генератор, питая лампочку над входом. Внутри тоже горел свет.

– Ну зачем так грубо? – вздохнул Семенов, увидев раскуроченный замок на двери. – Можно было просто достать ключ, – и достал его из-за притолоки.

Опорный пункт представлял собой самый настоящий оружейный склад. На столах, на шкафах, в углах и просто на полу лежало разнообразное оружие и коробки с патронами. В основном – гладкоствольные охотничьи ружья, но присутствовали и несколько карабинов, и даже револьверов с пистолетами – преимущественно Наганов, парочка Маузеров, и еще несколько образцов допотопной конструкции. Особенно выделялся огромный, тяжелый пулемет Льюиса.

За столом участкового, обложенная бумагами, сидела Марина, и что-то бойко строчила. Дядя, в своем камуфляже с полковничьими погонами, с автоматом на шее, сидел на подоконнике, и задумчиво пускал в потолок кольца сигаретного дыма.

– Это еще что за самоуправство? – возмутился капитан.

– Тихо ты! – цыкнул на него военный. – Проводим перепись населения и инвентаризацию.

Я взял один из листков. Там, красивым, ровным подчерком, значился перечень имен, напротив – дата рождения, образование, род занятий, имеющаяся в наличие техника и оружие.

– Ты, кстати, посмотри, – кивнул полковник участковому. – Все ли оружие сдали. А то я только запасов деда Анисима в курсе.

– А дед Анисим сдал? – поинтересовался Семенов, сгребая стопку листов.

– Принес одну берданку, и сказал, что больше ничего нет.

– Да, у деда Анисима хрен что заберешь, – покачал головой милиционер.

Я вкратце передал дяде события последних полутора дней. На все попытки заострить внимание более подробно на каком-то моменте, полковник нетерпеливо махал рукой.

– Дальше, – требовал он. – Детали позже.

На мое удивление, он даже не остановил меня на рассказе про замок, а вот про завод послушал более подробно.

– Вот что, дорогие мои соратники, не побоюсь этого слова– товарищи, – произнес дядя, когда я закончил свое повествование. – Дел у нас много, а времени мало. Там осталось человек тридцать – не больше. Сейчас мы их вместе примем, перепишем, после – шесть часов на сон, а там… а там все узнаете.

На перепись оставшихся ушло еще два часа, причем Семенов успел допросить только четверых, угробив на каждого уйму времени. Но работал он обстоятельно – расспрашивал каждого не только о нем самом, но еще и о соседях, друзьях, знакомых. Одно слово – мент! Наконец, собрав все бумаги, закрыв дверь опорника на заранее припасенный амбарный замок, дядя отдал распоряжения караульным, и приказал отчаливать. Все на той же МТЛБшке, накрутившей за минувшие два дня километров больше, чем за всю ее предыдущую жизнь, мы вернулись домой.

Упав на кровать, я сразу уснул, как убитый. А когда меня разбудил военный, казалось – проспал не больше двух минут. Хотя на деле прошло шесть часов. За окном светало. Полковник достал из сарая ПКТ, и, пока мы устанавливали его на башню броневика, облачился в старую парадную форму, еще советского образца, со скрипучей портупеей, надраенной до солнечного сияния бляхой ремня, и хромовыми сапогами. На пояс он нацепил кобуру с Маузером, а ПМ убрал в карман. Погоны, правда, на форме были еще старые, капитанские, и полковник, с большим сожалением, срезал их.

На площади нас уже ждало около пятидесяти человек – мужского пола, в возрасте двадцати пяти – сорока лет. На правом плече у каждого алела красная перевязь. Караульные у дверей опорника (вчерашних я запомнил хорошо) были уже другие.

– Это – те, кому я доверяю на все сто сорок семь процентов, – пояснил дядя Боря.

Каждому под запись он выдал по ружью и по пачке патронов, после чего давал какие-то распоряжения, и ополченцы, группами по 3–4 человека, расходились. В воздухе нарастало напряжение. На площадь стекались деревенские жители, и беспокойно озирались по сторонам, с опаской поглядывая на вооруженных людей и пулемет броневика. Последним был Данька – паренек лет четырнадцати, которому военный вручил листок, вырванный из блокнота.