Михаил Ланцов - Отстоять Маньчжурию!

– Они уже начались, – с легким раздражением ответил генерал. – В последнем письме супруга осторожно интересовалась о том, что это за девочка и не потерял ли я стыд на старости лет.

– Поэтому я и не советую оставлять ее в живых. После того, как все завершится.

– Я подумаю над твоими словами. Возможно, ты и прав. Но пока я не отдал иного распоряжения, пусть все остается, как я решил. Я ей пообещал, и она честно старается, отрабатывая свою жизнь. Не люблю давать пустых обещаний. Я всегда плачу по своим долгам, даже если это крайне неудобно и стало очень невыгодно для меня, – произнес Куропаткин, внимательно смотря на собеседника. Хитрый китаец знал, как аккуратно прозондировать почву, ведь генерал и ему давал обещание. Не самое удобное и простое в исполнении. Вейронг понял, что его раскусили, и, чуть потупившись, едва заметно улыбнулся. А потом, сильно посветлев лицом, кивнул и ответил:

– Понял, ваше превосходительство.

– А теперь ступай, отдохни. На тебе лица нет. Понял? Исполнять. Пусть твои заместители поработают. Да и капитан Захаров не совсем беспомощен.

17 июня 1904 года, окрестности Ляояна

Сражение за Ляоян продолжалось.

Сделав паузу, необходимую для уничтожения проволочных заграждений артиллерийским огнем, японцы предприняли новую атаку, еще более массированную, чем два дня назад. Ведь генерал Куроки прекрасно осознал всю щекотливость ситуации. Да в общем-то ему не постеснялись намекнуть о ней, узнав о результатах предыдущего боя. В сущности все свелось к банальности – к его судьбе. Даже прозвучали слова о предательстве, а то и вообще о подкупе. Конечно, в формате глупых слухов, но намек оказался настолько прозрачный и однозначный, что командующий 1-й армией Японской империи понял – ему нужно спасать не только свою карьеру, но и жизнь. Ведь император, без всяких сомнений, снизойдет до того, что «позволит» ему сделать сэппуку после столь неудачных военных операций.

Правильный настрой повлиял на характер нового наступления. Генерал ввел в бой столько войск, сколько смог. Смог бы – отправил всех на приступ, но это было просто невозможно. Часть бойцов готовилась развить наступление, войдя в прорыв фронта. Часть распределялась вдоль русских позиций, не позволяя оттуда отводить войска для прикрытия опасного участка. Часть обеспечивала тылы от действия изрядно уже раздражавших казаков. Генерал не был уверен, что действовали непосредственно казаки, но, за неимением конкретики, оставалось лишь использовать некое собирательное название. Но не суть. Главное – в атаку пошли все, кого генерал смог туда направить. Просто и незамысловато – весьма широким фронтом прямо по центру позиций. Да и чего мудрить? Куроки прекрасно понимал, что все движения его войск отлично видны с аэростатов. Скрытно ни подойти, ни накопиться. Разве что малыми силами, ротой там или батальоном. А все, что крупнее, хорошо заметно.

И вновь с далеких позиций ударили 87– и 106,7– пушки русских, посылая во врага массу чугунных гранат. Но за счет более широкого фронта наступления плотность огня существенно снизилась. Частично поврежденные дзоты также не смогли обеспечить былой плотности обстрела, когда японская пехота ринулась через измочаленные обрывки проволочных заграждений.

Первая волна прорвалась. За ней вторая. Третья. Устремившись к отчетливо наблюдаемой траншее.

С позиций бойко захлопали винтовки, встречая нападающих. Кое-где заухали малокалиберные пушки – 37– и 47– гочкисы, установленные на самопальные противоштурмовые лафеты. Но их никчемные чугунные гранаты приносили совсем мало пользы. Куропаткин же планировал их применять против пулеметов противника. Но расчеты не удержались – занялись вздором. Толку от их огня практически не было. Кое-где заработали немногочисленные пушки Барановского – слабенькие, но вполне действенные накоротке, особенно шрапнелью.

Японская пехота неумолимо накатывала на позиции русских.

Станковые пулеметы захлебывались, не обращая внимания на перегрев стволов. Да и какая точность тут нужна? Дистанция смешная. Главное – в ту степь бить. Прямо по этой толпе. И как можно чаще, плотнее, гуще.

Последние десятки метров.

Ревущие что-то невнятное от страха японцы летели вперед.

Еще немного.

Еще чуть-чуть.

И практически прямо перед бруствером встала целая стена разрывов. Настоящая стена, а не как тогда под ударами пушек. Дым и фонтаны земли словно выросли из покореженного снарядами грунта, оттеняясь вспышками взрывов.

– Минное поле? – не выдержав, задал генерал Куроки риторический вопрос.

Но нет, это было не оно.

Бойцы, выждав момент, массово метнули эрзац версии ручных гранат.

Первая волна взрывов не успела опасть, как за ней поднялись вторая и третья.

А потом сквозь этот вязкий белесый дым черного пороха начали выскакивать чумазые японцы с какими-то безумными глазами. И с ходу вступать в рукопашный бой. И еще, еще, еще…

Они бы и рады сбежать из этого кошмара, но сзади долбили пулеметы. А страх, охвативший их, оказался настолько всеобъемлющим, что солдаты хотели лишь одного – добраться до траншеи и укрыться там.

Да, там был враг. Но и черт с ним! Враг – не пуля. С врагом лицом к лицу есть шанс выжить. Это пуля такого варианта не оставляет. У тебя дырка, а она полетела дальше. Пуля – дама скандальная и бескомпромиссная.

Многих гранатами посекло. Да и пулеметы сыграли свою роль – убивая перегретые стволы, они смогли отсечь приличную часть наступающих войск противника. Но хватило и тех, кто прорвался в траншеи.

Завязался рукопашный бой.

Дрались кто чем.

Штыковая? В траншее? Какая глупость. Со штыком там не развернешься. Поэтому бойцы бились как могли. Кто голыми руками, кто какими подручными средствами.

Алексей Николаевич понимал, что такой исход возможен, а потому постарался бойцам, сидящим в траншеях, выдать подходящие большие ножи и прочие «подходящие инструменты». Само собой, опираясь на опыт более поздних войн. Солдаты недоумевали – зачем им все это, даже посмеивались. Однако сейчас, в момент этой свалки, оценили. Остро отточенные линнемановские лопатки [59], бебуты и многое другое. В ход шло все. Но японцев было очень много. Слишком много для того, чтобы их сдержать.

И русская пехота стала откатываться к проходам, ведущим во вторую линию.

А японцы все прибывали.

Вот через бруствер стали переваливать их легкораненые. Не бог весть какие бойцы, но тоже массовка. Да чего уж там – масса, живая масса обезумевших от страха людей, готовых смести все на своем пути, чтобы выжить.

Опасный момент…

Генерал Куропаткин мерно вышагивал по залу командного центра, обдумывая ситуацию на основании оперативных докладов от наблюдателей, прекрасно просматривающих первую линию.