Виктор Носатов - Мгновение истины. В августе четырнадцатого

– А что, дядя, страшно воевать-то?

– Впервой солдату все страшно, – глухо ответил тот, – особенно когда снаряды вокруг рвутся. Так и думаешь, что следующий обязательно тебя на голову опустится.

– А как же в таком случае уберечься? – заволновались Петька со Степкой.

– А никак! Потому что немецкие пушкари тепереча могут самый глубокий схрон сковырнуть. Видел я, как кругом человеческие ошметки разлетались. Сам вот под снаряд угодил. День целый под землей пролежал, пока не очухался. Вроде руки-ноги целы, а делать ничего не могу. Как зачну что делать, руки дрожат, и все тут. Доктора говорят, что это у меня внутри что-то не в порядке. – Солдат протянул к лицу Дениса руку, и она неожиданно ожила, затрепетала, словно раненая птица, пока он не прихлопнул ее другой рукой.

– Даже подымить как следует не могу, – угрюмо промолвил раненый и замолчал.

В это время возвратились солдаты, выходившие на террасу покурить.

– Спаси Христос, братцы, за табачок, – еще раз от имени раненых поблагодарил Дениса и его друзей «Кутузов».

– Расскажите о войне, – попросил Денис, видя благодушное расположение солдат.

– А что рассказывать? Ведь у каждого солдата своя правда про войну. Давай-ка ты, Кузьма, расскажи, – обратился «Кутузов» к черноусому, среднего роста крепышу с перевязанной рукой.

– А что ж не сказать, скажу, – словоохотливо отозвался черноусый красавец. – Я был вестовым при штабе. Все у нас шло хорошо – немцев оттеснили, с ходу город взяли. Неожиданно в 6 часов утра чтой-то задвигалось все в неприятельском лагере, начался такой сильный артиллерийский обстрел наших позиций, какого до этого ни разу не было. Оттуда, из немецкого лагеря, в нас сыпали огромными снарядами. Они падали очень для нас неудачно и производили ужасное опустошение. Мы стали отвечать, но наше положение становилось все хуже и хуже. Люди стали убывать невероятно. Скоро разнеслась весть о приказе отступать. Отступая, мы бились отчаянно. Но немцы, видимо, шли на нас большими силами, да еще с двух сторон. Как сейчас помню случай с нашим штабом. Я был на расстоянии 200 шагов от него. Генерал наш и другие штабные стояли у каменного строения вблизи открытого поля и, сгорбившись, смотрели на столик, где лежала карта сражения. В этот момент один из снарядов ударился в самый стол, и офицеров взорвало. Я поскакал назад, в сторону штаба, но кусок шрапнели ударил меня в голову, и я упал без чувств. Больше ничего не помню. Очнулся лишь на операционном столе. Столько страху там натерпелся, что и вспоминать не хочется…

– А я другой случай знаю, – вступил в разговор черноволосый, чернобровый казак с перевязанной ногой. – Служил в нашей сотне Лакин. Лихой казак. Однажды рано утром он отделился от нашей сотни и зачем-то задержался около деревни Высокой, у Люблина. Только что он хотел вернуться назад, как видит, навстречу ему несется разъезд австрийцев: 19 солдат и 3 офицера. Что тута делать? Однако Лакин не растерялся и громким голосом стал кричать, точно сзывая: «Нашел, ребята, здесь они, бери их, держи!» Австрийцы поверили, что где-нибудь поблизости есть казачья засада, а нас, казаков, они боятся пуще огня. Побросали винтовки, слезли с лошадей и стали молить Лакина забрать их в плен, но только не отдавать на расстрел товарищам. Лакин сам их всех перевязал и отвел в Высокую, куда уже подоспели его товарищи. Медаль Святого Георгия ему за этот подвиг дали. Вот так-то!

– Недаром говорят: смелость города берет! – воскликнул «Кутузов». – Ну что сынки, узнали, почем на войне фунт лиха? – добавил он.

– Да, дядя, – взволнованно ответил за всех Денис и, увидев, что от двери ему подает какие-то знаки сестра милосердия, которая сопроводила их к раненым, добавил: – Зовут! Прощевайте, господа хорошие. Выздоравливайте поскорей!

Распрощавшись со всеми за руку, Денис направился со своими друзьями к выходу.

По задумчивым, опечаленным лицам Петра и Степана Денис понял, что они ожидали услышать от раненых что-то более героическое, о чем можно бы было потом с восторгом рассказывать одноклассникам по гимназии и знакомым девицам. А на деле все оказалось довольно прозаическим, страшным и кровавым, о чем в приличном обществе было не принято говорить.

Знакомого фельдфебеля у подъезда княжеского особняка уже не было. Вместо него стоял невысоко роста худенький унтер-офицер с перевязанной шеей, который, знобливо кутаясь в просторную шинель, выданную ему явно не по росту, то и дело кашляя, с деланой строгостью повторял:

– Расходитесь, господа. Расходитесь. Сегодня приема не будет.

– Нам очень повезло, что я знакомого фельдфебеля встретил, – горделиво промолвил Денис, чтобы прервать явно затянувшееся молчание друзей, – иль вы не рады встрече с воинами, пролившими кровь за Отечество?

– Мы рады, – встрепенулся Петька, – только мы и не предполагали, что на войне все так страшно и погано. Что там в любой момент могут убить не только солдата, но и генерала…

– На то и война, – сделал глубокомысленное лицо Денис и, глянув на Степана, спросил: – А ты что молчишь?

– Я думаю.

– О чем?

– Да мы с Петькой собирались сбежать на фронт. Хотели там героически сражаться с немцами.

– А теперь что, раздумали?

– Я думаю, – задумчиво произнес Петька, – нам надо немного подрасти…

– И ума немного поднабраться, – добавил назидательно Денис, а сам подумал: «Вот и мальчишки уже на фронт собрались, а ты все еще раздумываешь». Он уже который раз отгонял от себя эту мысль, но она назойливо появлялась вновь и вновь. И вот сегодня после душещипательной встречи с опаленными огнем войны солдатами он понял главное: пока он не примет решения податься на фронт, и душа, и сердце все чаще и чаще будут напоминать ему о его ратном долге перед Отечеством.

«Надо порешить все дела с организацией и потом уже с легким сердцем идти на фронт, – тут же принял решение Денис, – а пока суд да дело, надо с помощью инженера Борисова попытаться получить военную специальность». Помогая Станиславу Викентьевичу в доводке нового броневика, Денис уже основательно изучил пулемет «максим». Недавно инженер, видя его стремление основательно освоить это сложное, но незаменимое на фронте оружие, порекомендовал начальнику мастерских использовать его на полигоне в качестве наладчика автоматического оружия. Этого-то ему и надо было. Он не раз слышал от офицеров, управляющих стрельбами на полигоне, о том, что на фронте пулеметчиков ценили достаточно высоко.

3

На территории пулеметной школы, которая располагалась по соседству с полигоном, где шли испытания нового броневика, каждый божий день слышалась незатихающая стрельба. Это обстоятельство с некоторого времени начинало Дениса все более и более интересовать. А однажды после завершения испытания ходовой части броневика он, набравшись смелости, обратился к инженеру Борисову: