Олег Измеров - Стройки Империи [CИ]

Ее губы тронула болезненная улыбка.

- Вы тоже человек его религии... Я знаю, что жизнь может быть страшной. Очень страшной. А когда вас пытаются пугать, в вас рождается природная ярость, чистая и бесконечная, она заливает ваши дущи и тогда из них уходит страх. Высоцкого надо изучать в бундесвере.

- Почему в бундесвере? - В памяти Виктора мгновенно всплыла песня "Солдаты группы "Центр"".

- Я слышала такое мнение, и не могла понять, почему. Теперь понятно. Высоцкий - это скоп.

- Какой еще "коп"?

- Скоп. Дружинный певец, сочинитель германской эпической песни в древнее время. Его герои либо образцы мужества, физической касоты и храбрости, либо героические злодеи, страстные в своей злобе и мести. То, что нужно солдату. Солдаты - это особый народ, это народ на высшей ступени варварства. Боевые друзья составляют единый род.

- Бундесвер? Возможно. Но наши солдаты - это люди преданные своим невестам, своим отцам и матерям, своим детям.

- О. нет, нет, мы перешли к политике и пропаганде. Я не хочу о политике.

На улице было тихо и морозно. Тонкий снежный покров, исчерченный точками следов и разделенный иполосами теплотрасс тихо лежал под небом, на котором среди звезд проплывали клочки облаков. Снег припорошил кусты и ветви, крыши редких машин и детские беседки во дворах. С крыш домов капало.

- Как хорошо... Уже зима? - спросила Габи.

- Нет, скорее всего, все это растает.

- Очень красиво, но холодно... Послушайте, я предлагаю пойти ко мне в номер, и, как это говорят у вас, обмыть премию.

- "Обмыть" - не слишком хорошее слово.

- О, извините, пожалуйста, я этого не знала. Тогда отпраздновать премию. Кроме того, завтра праздник, годовщина великой русской революции. Хочется посидеть где-нибудь в уютном месте. Но не в кафе, там сегодня будет очень много народу.

"Ну вот она, ловушка. И что она собирается сделать в номере? Заорет, что ее насилуют? Она могла это сделать в институте. Тем более, здесь закрытый городок, и куча агентуры наших. Это не на Западе. Напоит и обыщет? Однозначных артефактов при мне нет. Часы могли сфабриковать наши... Сделает компроментирующие фото? Кому они нужны тут? Я что, судья, депутат, мэр? Соблазнит и заставит потерять голову? Не смешите... Свяжет и введет скопуламин, или вообще пригрохает? За номером наверняка следят, да и сомневаюсь, что человека из будущего так дешево разменяют. Ну, в принципе, слить могут, но чтобы так дешево..."

Под ногой хрустнул легкий ледок из лужи.

- Говорят, чего хочет женщина, того хочет бог. Значит, это предопределено свыше.

Габи улыбнулась.

- Я не знала, что русские такие фаталисты.

- Погода располагает.

- Ах, так это все от погоды? Я не знала.

- А что, профессор тоже фаталист?

- Нет. Скорее, наоборот. Вы знаете, чем занимается господин Зигель, и почему он так щедр на деньги?

- У нас говорят - "Чем меньше знаешь, тем крепче спишь". Шучу.

- Господин Зигель связан с крупными магнатами. Его теории считаются спорными, но ему дают деньги, надеясь, что случайный результат окупит все. Он генетик.

- Возможность исправить дурную наследственность?

- Возможность конструировать людей, как машины. Человек-пекарь, человек - шофер...

- Человек - солдат?

- Да. Деньги дают именно для этого. Человек, у которого есть разум, но при необходимости нет усталости, боли, жалости к себе и другим, страха.

"Начинает сливать профессора? Зачем?"

- Господин Зигель произвел на меня впечатление добропорядочного обывателя. Неужели за деньги он готов поступиться моралью и совестью ученого?

- О нет, конечно. Он верит, что генетическое оружие избавит человечество от ужасов ядерного.

- Так он не только реваншист, но и гуманист?

- Те, кто создавали атомную бомбу, тоже считали себя гуманистами... Впрочем, вас не пугает перспектива будущего, где людей сделают биороботами?

- Вам же она не мешает служить профессору.

- У меня нет выбора... Пока нет. А вы так спокойны, как будто у русских такое оружие уже есть.

- Я не верю, что такие работы в обозримом будущем дадут результат.

- Вы тоже специалист по генетике?

- Нет. Но исходя из объема вычислений, требуемых для расшифровки генома человека, и мощности современных ЭВМ, нетрудно сделать выводы... О, кстати, "Кулинария" еще работает. Я возьму торт, потому что винные отделы уже закрыты, испечь пирог самому здесь негде, а все цветы в этом городе подарили Высоцкому.

- Вы знакомы с нашими обычаями?

- Немного.

В кондитерском отделе царил легкий ажиотаж; небольшая очередь смешалась, и крики "Бисквитный с кремом будет? Бисквитного ждать?" "А "Сказка"? Еще две "Сказки" запишите!" метались между огромными прямоугольниками аквариумного стекла. Чтобы не заставлять даму ждать, Виктор ухватил первое, что внесли с кухни, и это был песочный фруктовый, в виде большой круглой корзиночки, заполненной темно-пурпурными вишнями и золотистыми дольками персиков.

Гостиница с припудренными снегом елочками перед фасадом смотрелась как-то новогодне, и даже венчавший ее плакат, на котором уместились Смольный, сталелитейный цех, спутник связи "Молния" и салют, был вполне уместным. Вокруг плаката мигали неоновые лампочки, изображая движение перфоленты - по-видимому, творение местных умельцев.

- Скажите, - спросил Виктор у стойки администратора, забирая ключи, - а до какого часа можно находиться в чужом номере?

- Вы собирались в номер госпожи Лауфер, или госпожа Лауфер - в ваш?

- А как можно? Завтра годовщина Великой Октябрьской революции, мы собирались чай с тортом попить.

- Для проживающих никаких ограничений. У нас ученые останавливаются, так порой всю ночь в одном номере сидят, тайны материи обсуждают. Для посторонних до десяти. И если чай, то лучше у госпожи Лауфер, у нее номер больше и телевизор. Если она, конечно, не против.

- Я не против, - зарделась Габи. - Я хочу пригласить господина Еремина в гости.

Странная гостиница, странный администратор, подумал Виктор. Хотя, в научных городках могут быть свои порядки. Да и если это ловушка для иностранцев, то наша агентура тоже должна иметь возможность нормально работать.

- ...Я возьму торт, а вы, пожалуйста, помогите мне снять пальто...

- Думаете, в России так не принято?

- Некоторые стесняются...

Номер Габи уже был типовой одноместной девятиметровкой, с душем, диван-кроватью, , креслом, письменным столом, стол-книжкой и небольшим буфетом с холодильником-баром внизу. На столе громоздились телефон, портативная пишущая машинка в футляре, солидный транзисторный приемник, похожий на "Океан", но в черном пластмассовом корпусе, и телевизор с экраном сантиметров так на тридцать с ручкой наверху, из-за чего он напоминал дорожную сумку. Интерьер дополнял торшер-тумбочка у дивана, с большим желтым плафоном, похожим на тюльпан.