Олег Измеров - Стройки Империи [CИ]

- О, да это настоящий "Herztraum mit Fruechten"! - воскликнула Габи, попробовав торт. - Как в пекарне у Крюгера на Вассерверкштрассе.

- На Вассерверкштрассе? - задумчиво переспросил Виктор. - Там была пекарня?

"Пусть ломает голову над невинным вопросом. Был ли я на Вассерверкштрассе, откуда слышал про пекарню и прочее."

- Это другая Вассерверкштрассе. Не в Берлине. И у Крюгера сбоку была розочка из крема, а здесь нет крема и все заглазировано желе. Но это неважно, как вы находите?

- Абсолютно неважно. Лишь бы не на Ульменштрассе.

- Я одно время жила на Ульменштрассе. До развода. Боже, как это было давно...

Хор торжественно вывел "Тот никогда и нигде не пропадет!" на фоне титров. Затем на экране появилась Мирей Матье и с энтузиазмом начала петь "Когда же взойдет заря, товарищ?" - про Октябрьскую революцию. Габи встала с дивана и приглушила звук.

- Не любите французской эстрады?

- Ее все любят. А мадемуазель Матье обожают даже реваншисты, хотя она сторонница де Голля. Ее у нас называют второй Эдит Пиаф. Просто бравурные песни вызывают не слишком приятные воспоминания. Жаль, что в гостинице нельзя использовать свечи. Даже неоновых нет. А при свечах так хорошо сидеть и разговаривать.

- О чем?

- Например, о кино. Знаете, я убедилась, что русское кино - не развлечение и не пропаганда. Это самовыражение, которое государство ограничивает рамками общепринятого порядка. Эти рамки довольно свободны. Неделю назад в институте устроили просмотр фильма, он назывался "Разбудите Мухина", нас тоже почему-то пригласили...

"Сегель здесь тоже снял эту комедию?"

- Там студент из нашего века попадает в разное прошлое?

- Точнее, оно ему снится, и он пытается его менять. Это философская притча. Мне запомнилась фраза, которую говорит инквизитор. "Ты совершил тяжкий грех, сын мой. Нельзя быть умнее своего века. Ты во все вмешивался."

- Ну, а если человек не вмешивался? Если попал в другой век, и просто хотел жить, как все? Добывать пищу своим умом и руками? А век в его жизнь вмешался. Вот надвигается ядерная война, и к человеку пришли, и говорят: ты можешь помочь, ты из другого времени, попытайся спасти себя и всех нас. Что делать?

- Да... Если человек не пытается менять время, время пытается изменить его.

- И потом, что значит, быть умнее века? В прошлом тоже неглупые люди. Можно знать будущее, предупредить о явных ошибках, но другая дорога может привести к другим ошибкам. О которых там, в будущем, даже не задумывались, потому что там свои проблемы.

- Вы говорите, как человек из будущего, - улыбнулась Габи.

- Каждый ученый смотрит на мир из будущего, которое он пытается увидеть.

- С вами очень интересно. Хотите еще торта?

Виктор заметил, что от двойного кофе с ликером на щеках Габи расцвели розы, а глаза начали сиять.

- Спасибо, он очень сытный. Если вы тоже не хотите, можно эту половину оставить на завтра.

- В холодильнике есть место... У них очень крепкий кофе. Вам не жарко?

- Нисколько. Можно у вас руки помыть?

- Конечно! А я позвоню, чтобы убрали посуду.

Габи действительно вызвала официантку; пока тонконогая красавица устраняла следы ужина, она удалилась в душ, и, похоже, не только вымыла руки, но и освежила разгоряченное лицо - с ее губ исчезла помада. В движениях Габи стало чувствоваться некоторое волнение, радостная возбужденность, она немного прибавила звук телевизора и присела на диван рядом с Виктором. На экране шел видовой фильм о достижениях страны к годовщине революции, в закрома сыпалось зерно, из ворот завода выезжали самосвалы, и на борт сверхзвукового лайнера подымалась вереница пассажиров. "Рукотворная птица, созданная в конструкторском бюро Мясищева, связала скоростным мостом столицу нашей страны со столицей Китайской Народной Республики..."

"Так вот он какой, загадочный М-65 до Пекина!"

- Мы говорили о кино... Вчера я смотрела по телевидению фильм "Западня", русский фильм по рассказу американского писателя...

- Драйзера.

- Да-да. Там актриса, которая играет Имоджин, еще очень похожа на Одри Хепберн в фильме "Завтрак у Тиффани", но это не Хепберн.

- Жанна Болотова, наверное?

- Я не помню. Но фильм... Я очень хотела бы вам об этом рассказать. Это больше похоже на европейское послевоенное кино. Главные герои, мужчина и женщина, ведут игру. Она хочет скомпроментировать журналиста порочной связью, он хочет влюбить ее в себя, чтобы она рассказала планы продажных политиков. Это ему почти удается, она дает показания, но когда они расстаются, она его целует, и ловушка захлопывается. Весь фильм - игра, скольжение на краю бездны, гениально передано состояние души людей, втянутых в интригу. Он шел как раз после того, когда господин Зигель предложил следить за вами. Понимаете, во мне все перевернулось...

- Поэтому вы плакали?

- Да, все оказалось так близко... Вы не знаете многого. Перед отъездом со мной говорил один штатский чиновник с выправкой офицера, расспрашивал, готова ли я выполнить поручения ради отчизны. Я сочла это обычной формальностью, я раньше никогда не ездила в Россию. Меня спрашивали коллеги, почему от меня требуют заполнять столько бумаг, анкет, каких-то тестов, хотя я никогда не была связана с секретными исследованиями. Наконец, столько медицинских справок - требовали ли их русские? Некоторые лица из благотворительных фондов, которые встречались с господином Зигелем, больше похожи на военных в штатском. Я даже догадываюсь, чем его могли шантажировать. Но меня не шантажировали. Меня проверяли, готова ли я в трудный час исполнить свой долг, как добропорядочная немка...

- И что же это за долг?

- Они не договаривали. Но ведь я была готова исполнять, не задумываясь. И вот этот фильм... Во мне все перевернулось.

- Неужели это кино так подействовало?

- Вы вправе мне не верить... Мне кажется, мы с вами в такой же игре, как и в этом фильме. Только у Драйзера герои играют сами, а вами и мной играют огромные и беспощадные государственные машины.

- Вас мучает чувство беспомощности?

- Да. Я не знаю, какой должна быть развязка игры. Когда на карте судьба Европы, судьба одного человека не значит ничего. Мне страшно, Виктор. Мне страшно, потому что я одна. Нет близких людей, ничего, за что я могла бы уцепиться и хотя бы почувствовать необходимость жертвы, которую от меня обязательно потребуют. Я не готова жертвовать, я не знаю, ради кого это надо.

"Нервный срыв? Решила раскрыться?"

- И что вы собираетесь делать?

- Знаете, я не труслива. Когда мне угрожает опасность, мне хочется броситься навстречу ей, чтобы скорей наступила развязка. Вам тоже наверняка знакомо это чувство. И я...

В воздухе повисла тяжелая пауза. Виктор смотрел на Габи, в ее широко раскрытые глаза, и ждал завершения фразы, боясь неосторожным словом заставить девушку снова уйти в себя.