Валерий Лобков - Воительница Ольга. Книга первая

Не спокойно было на душе старшины Михея. Начало лета не радовало, мрачные мысли осаждали голову. Две седмицы назад на степном берегу Ратыни, секретами Ласточек и Бобровников, дважды замечены разъезды секуртов. Коней они оставляли в густых зарослях прибрежного ивняка. Сами же, тайно, по густой, высокой траве подбирались почти к самому берегу и подолгу высматривали рубежные земли. В ту же седмицу, секрет Армяков, после полуночи, выследил, как к их брегу пристала долбленка и тайно высадила пятерых степняков. Пока те оглядывались, пока поднимались по круче, пока заметали оставленные следы — по сигналу подтянулись соседние секреты. Встретили на косогоре стрелами, сулицами и в миг всех выбили. Подранков не оказалось, пыточный спрос брать не с кого, за что их сильно бранил армяковский сотник Ратища. Осмотр показал, что вооружены они были для разведки. Последовал указ Михея: удвоить зоркость.

Но следующая седмица на рубеже прошла спокойно, секреты чужих не высмотрели Зато объявилась Найдена (такое имя решили дать девчушке) и загадок еще больше добавилось.

Новоявленный отец, получивший право опекунства, обратился к Михею, обретя отцовское опекунство, дозволенья, вернуться на постой к Домне. Там у него, по договору оставалась, половина избы. И получил добро. Хозяйка, прослышав о возвращении уважаемого постояльца, затеяла в его половине порядок, с учетом появления малой жилички. Нанятые мастеровые, установили в светелке новую лежанку. Домна накрыла её периной лебяжьего пуха с подушкой и козьей шерсти покрывалом. Вернувшись на подворье в свою половину, Немтырь ощутил, ранее забытое, во время своих странствий, успокоение и душевный покой.

С раннего утра он отправлялся в дружину, а вечером, чуть не рысью, спешил в своё жилище. Найдена целый день коротала, не отходя ни на шаг от Домны. Прислушивалась, что она глаголет и присматривалась, что делает. На пристани и поблизости, детская мелюзга не проживала, так что приходилось обходиться обществом хозяйки.

Домна, приодела постоялицу в новую рубаху, по росту. Кожаные башмачки у заезжих купцов раздобыла. От ненастья и холода, невесомый плат из козьей нити связала. Сердоликовые сережки сторговала. Правда серьги до поздних времен отложила. Рано еще ушки портить!

С наступлением вечера, вместе усаживались на скамейку у крыльца, высматривая приемного отца.

Так повелось, что перед сном хозяйка рассказывала сказки и истории из своей жизни. Причем и Найдена и Немтырь слушали одинаково прилежно. Для себя, незаметно, взрослые все крепче, привязывались к приветливой зеленоглазке.

То утро, Домна будет помнить всю оставшуюся жизнь. С вечера поставила опару. Оладушки на утро и пироги на вечер. Успела только, с рассветом, растопить печь, как со своей половины, явилась Найдена. Щеки розовые после сна, веки припухшие.

— Здрава будь баба Домна! — услышала звонкий голосок.

Ноги ослабли, подкосились, и если бы рядом не оказалось скамейки — то отшибла седалище о твердый, земляной пол.

— Деточка, солнышко наше ясное! По нашему говорить начала!! — Заголосила, обмякшая от радости хозяйка:

— Чуяла, что не зря к устам приглядываешься и к речам прислушиваешься! Смилостивилась наша женская боженька Мякошь! Открыла твои ушки до наших разговоров! Растворила уста малютки для речей наших! Как же будет рад, твой тятя, новину узнавши!

Вечером, когда утихли радости по чуду, и Найдена ко сну отбыла, тихим шепотом Домна предложила Немтырю:

— Тайное, родовое имя ей будет Ольга! Старинное имя! Означает — хмельной, бурлящий напиток. Загляни в её зеленые очи: искорки так и пляшут! На душе от этого, как после хорошего старого меда, тепло становиться! А для люда пусть остается Найденой!

Все ли понял отец приемный, но зацокал языком и попробовал повторить: «Олка, Олка» и согласно закивал головой. На том, вместе, и порешили.

Подивился народ Речных Ласточек: как такое возможно? Без толмача, за короткое время малая девчушка чужую речь освоила. Глаголет так складно и чисто, что не каждый зрелый муж, с ней может тягаться, в правильности сложения слов!

Шесть лун не прошло — новое диво. Наконец для Ласточкина рода поднялась завеса, скрывавшая тайну появления Немтыря в их городище. И поведала её……. Найдена!

Длинными, зимними вечерами упрашивала названного отца, говорить с ней на своем языке. Рассказывать всякие истории и не обращать на неё внимания. Уже по весне «птичий язык», как окрестили его жители Игрицы, понемногу стал поддаваться малой собеседнице. А еще через луну, они свободно и подолгу лопотали меж собой на родном наречии Немтыря!

Прознали, наконец, соплеменники, о том, что родиной чужестранца был один из множества каменных островков. Затерянный в бескрайнем, не имеющем дна море, он на многие тысячи верст отдален от Игрицы.

Родители были еще молодыми, когда тряска земли и моря разрушила их деревню. На плоту из легкого дерева они, с восьмилетним сыном, перебрались на очень большую землю. Где были широкие мутные реки, поля покрытые водой и высокие до небес горы. Населял землю похожий на них народ и поклоняющийся тому же богу, что и они. Людей проживало там очень много. Большинство без достатка. Скудную пищу, в отличие от островитян, где основной пищей были дары моря, готовили из прозрачных зерен. Еду обильно сдабривали, для вкуса, разными травами. Знали они и голод, когда на зерна не было урожая. А это было часто. Поэтому лишние рты беднякам не нужны: «идите в горы, там ищите приюта».

Пришлось семье продолжить свои мытарства. На пути к вершинам, в предгорье, повстречали трех служителей бога, назвавшихся монахами монастыря. Сказывали, что стоят он больше тысячи лет на горе, высоко за облаками. На просьбу присоединиться к ним, монахи ответили согласием.

Путь к монастырю оказался неблизким: чем выше в горы поднимались, тем холоднее становилось. Снег и лед встречался все чаще, А там и совсем скрыли сплошным покровом, прилегающие к тропе склоны.

Беда случилась на восьмой день пути: небольшая снежная лавина унесла в пропасть родителей Икутара, (так на самом деле звали Немтыря) и двух монахов. Остались в живых, он и молодой монах. Изнемогая от усталости и голода, они упорно поднимались по козьим тропкам вверх и лишь на десятый день переступили порог обители.

Без малого, на двадцать пять лет, монастырь стал домом для Икутара. Полсотни монахов, живущие в его стенах — единственными людьми с которыми он общался. Каждый из них учил молодого воспитанника тому, в чем сам был умельцем.

Зрелым мужчиной, овладевшим редкими знаниями и искусствами, с согласия монашеской общины, Икутар покинул, ставший родным кров. Пытливый нрав требовал новых встреч и знакомств с неизвестными землями и людьми.