Валерий Лобков - Воительница Ольга. Книга первая

Плотно они не пойдут. Гать может не выдержать. Рисковать они не будут. Между тройками, промежуток держать буду сажени полторы — две. Наконец, уходит последняя тройка. На месте высадки, остается малый караул. Не более десятка нукеров.

Выждав время, их убирают наши разведчики, заранее замаскированные поодаль. Тут же, на берег, из долбленок, высаживается четыре десятка лучников. Они запирают тракт от реки. Половина из них, маскируется вдоль гати. И все — замирают!

В это время, колона степняков, растягивается по тракту, более чем на версту. Когда голова будет выходить из леса, хвост только выйдет из болота.

Они спокойны, а в это время, вдоль звериной тропы, засела еще сотня лучников. Они готовы проредить строй степняков.

Голова колоны появляется из леса. Мы ждем, когда из просеки, выйдут три — четыре сотни конников. Пока они перестраиваются в походный строй — мы начинаем атаку. Две сотни воев — лучников и пять сотен гридней — это большая сила! Мы, вышедших из леса степняков, сотрем мгновенно!

Хан, на звуки сечи, погонит остальных. Но выходить к нам, они будут тройками! Кулака, для удара, создать не в состоянии. В это время, начинают работать лучники, с деревьев вдоль просеки.

Какая — то часть степняков, повернет назад. Но там, их тоже ждут! — Совершенно спокойно закончила:

— Поход хана, оказался неудачным! В полон, мы брать никого не будем. Болота, вокруг, глубокие! Места, захватчикам, в нем хватит. Вы, по другому, видите? — Михей ответил сразу:

— Пожалуй — разумно. Мои мысли, в том же направлении работают. Но вопросов — много. Они все, как говориться, рабочие и решаемые. Если и посадник согласен — давайте начинать подготовку!

— Полностью согласен! И поступаю в ваше распоряжение.

Шла русальная неделя. До праздника Купалы, оставалось два дня. На лугу шли приготовления. Их на себя взяла молодежь. Чистили кострища от прошлого праздника. Сносили к ним сухие бревна и вязанки горючего хвороста.

Младшая дружина, взяла на себя установку десятисаженных столбов, на вершине которых крепились колеса. Столб с колесом, был символом мирового дерева.

Дороги к лугу, опахивали женатые мужики. Считалось, что межа, удерживает счастье семей, которые создадутся в эту ночь.

На окраину луга, жители городища, сносили старые вещи, которые сжигали под утро. Сие было настолько старой традицией, что имело несколько толкований.

В семьях готовились угощения, способные соперничать с соседскими. Пиво и мед, на празднике, не возбранялись.

Миряне, доставали из сундуков праздничные одеяния. В основном — из отбеленного холста. Развешивали на плечики, что бы складки разгладились.

Молодцы и молодицы, вели между собой тайные сговоры, о совместных поисках цветка папоротника.

Боясь злых духов, в избах, которые могут помешать светлому празднику, перед дверьми разбрасывали полынь.

Ольгу эти хлопоты не касались. Она, по очереди, выводила сотни с дружинного двора на заброшенный хутор. Между собой конники Вяхиря, Семака и Демира, боевое согласие наработали. Воины же, Унибора — готовились отдельно. Им край, как нужно было, почувствовать общий строй, отработать совместные перестроения и чувство локтя в единой рубке.

Этим и занималась каждый день воительница. Все эти занятия, держались в строжайшем секрете. С каждым гридем была проведена работа по сохранению тайны.

Икутар, продолжал натаскивать в воинском мастерстве, игрицких ополченцев. Старание воев и опыт посадника — давали хорошие результаты.

Михей лечил поясницу. Обострилась старая болячка, которую он, в молодости, приобрел при ночевках на сырой земле. С утра, к нему приходил знакомый бортник и высаживал дюжину диких пчел, для укуса в место недуга. Старшина, при этом, громко орал и матерился, но от лечения не отказывался. Результатов ждал, с дня на день. А на матерщину, народ внимания не обращал.

Домна, устраивала хоромы, на свой вкус. Меняла все, что можно было поменять. Посуда, прежних хозяев, ушла в кладовые. В горницах, вместо ковров и шкур зверей, легли домотканые половики. Ночные ведра — исчезли.

Где не можно, в маленьких плошках, зацвели фиалки. Или только, собирались зацвести. На подворье, при помощи охраны, появились грядки зелени. Посадник возмутился, но охрана поклялась, что это, она сама придумала.

Если бы он не любил лук, тархун, укроп — Домне, нареканий и упреков досталось больше.

Каждый вечер, для посадника и воительницы, заканчивался одинаково. После вечери, на подворье приходил главный писец, который учил их грамоте. Читать руны, они уже могли, а вот писать — с грехом пополам. Особенно трудно письмо давалось Икутару. Он шутил:

— Мозги, к старости, мхом обрастают. Пример тому — пеньки в лесу. Чтобы знания в мозг легли, им надо слой травяного ковра преодолеть! А когда на нем грибы поселятся и сквозь уши полезут, то никакие знания в голову не поместятся! У меня, пока только мох! Но если не писать руны, опята скоро к мозгам доберутся!

Главной новиной, которую обсуждали в дружине, было сватовство второго сотника Симака. Вдоволь наевшись холостяцкой жизни, он остановил свой выбор на дочери рыбака Миловида — Благане.

Вторая красавица Игрицы (первенство, с недавних пор, отдали Ольге), слыла неутомимой плясуньей и девицей строгих правил. Не однажды к ней, пробовал подкатиться известный женолюб, Вятко. После одного такого случая, он пропал на неделю. Залечивал расчесы на лице, которые, своими ногтями, ему оставила плясунья.

Еще большую известность, она приобрела после того, как вручила хлеб — соль самому князю. За что, он её крепко расцеловал! На ревнивый взгляд Семака, ответила:

— Сам виноват, что хлебосольницей назначил! — Затем, опустив очи, добавила: — Тебе все равно больше достанется, не горюй!

Свадьбу решили играть на Бабье лето, в день Симеона летопроводца, 14 ревуна (ревун — сентябрь). Время для подготовки к свадьбе, было достаточно. О предстоящем набеге степняков, старались не вспоминать.

За день до Купалы, в городище, со стороны главного капища, появился слепой волхв. Босоногий отрок, провел его на торжище. Вокруг него стал собираться торговый люд. Дождавшись, когда толпа загустеет, поводырь тронул слепца за руку. Волхв заговорил старческим, дребезжащим голосом.

От его слов, у присутствующих, кровь стыла в жилах. Попрекал он народ за грехи и грозил страшными карами. Мерзко вспоминал суд князя над трактирщиком. Осуждал арест посадника Стара. Называл это великим грехом и происками темных богов. Грозил вселенским огнем и неминуемой смертью всех и каждого.

При этом, посохом указывал на земли Армяков, откуда придет возмездие. Такое откровение, ему светлыми богами послано.