Валери Жискар д’Эстен - Победа Великой армии

Вот какой сюжет предлагает нашему вниманию история воображаемая. Она оторвана от реальности всего на несколько десятков минут, которые должны быть в распоряжении у столь блистательного и расчетливого ума, каким обладал Наполеон Бонапарт, для принятия решения. Я не собираюсь, по крайней мере на страницах этой книги, участвовать в увлекательной дискуссии, сравнивая воздействие решений, принимаемых носителями власти, с влиянием культурных и социальных сил, формирующих наше общество. Это попытался сделать Л. Н. Толстой, однако 122 страницы [4] В переводе на французский язык. , которые он посвятил данной теме в эпилоге к «Войне и миру», привлекают гораздо меньше внимания читателя (если к тому моменту он вообще не решает закрыть книгу), чем любовная линия Наташи Ростовой и князя Андрея Болконского.

История воображаемая, отделенная от истории реальной преградой толщиной в один бумажный лист, запечатлевает на последнем все реальные факты, какими располагает, если претендует на правдоподобность. Вот почему я бесконечно обязан трудам тех, кто обогатил меня знаниями и просветил относительно той эпохи. Я выражаю им безграничную признательность.

Прежде всего я имею в виду такого исполина, как Л. Н. Толстой, собравшего в своем небольшом кабинете в Ясной Поляне, где я бывал дважды, невероятное количество архивных материалов и статей, посвященных ходу военных операций. Его взгляд отличается очевидной предвзятостью, обусловленной ненавистью к императору Наполеону и презрительным отношением к его маршалам, особенно к неаполитанскому королю Мюрату. Я был вынужден некоторым образом исправить этот дисбаланс.

Еще один автор, от которого я почерпнул много ценных сведений, — польско-британский историк Адам Замойский. Его заслуживающий внимания труд под названием «1812. Фатальный марш на Москву», опубликованный в 2004 году [5] Русский перевод книги см.: Замойский А. 1812. Фатальный марш на Москву. М.: Эксмо, 2013. , представляет собой наиболее полное и детальное исследование этой трагической авантюры.

Я бы добавил к вышеперечисленным еще три источника.

Прежде всего, это дневник Анатоля де Монтескью-Фезенсака [6] Издан французским издательством «Плон». . Его автор, сначала бывший адъютантом маршала Даву, затем служивший при главном штабе императора, являлся непосредственным участником описываемых событий. Получив от Наполеона задание отправиться к германским князьям и развеять их опасения относительно будущности Великой армии, он проделал половину обратного пути из Москвы в Париж верхом и половину — пешком. Второй сын графа де Монтескью, председателя Национального собрания, и его супруги, гувернантки малолетнего сына Наполеона, маленького римского короля, который называл ее «Маман Кью», — Анатоль де Монтескью-Фезенсак поддерживал отношения со многими людьми, что способствовало расширению его кругозора. Его дневник изобилует различными сведениями и подробностями, и именно его плечо Наполеон использовал в качестве упора для своей подзорной трубы, впервые осматривая с холма золоченые купола Москвы 14 сентября 1812 года.

Второй документ я раздобыл, работая в превосходной исторической библиотеке на улице Сент-Андре-дез-Ар. Речь идет об императорском альманахе за 1812 год. В нем я обнаружил все интересовавшие меня сведения об устройстве императорского «дома» и структуре императорской гвардии, включая данные о каждом батальоне и эскадроне и каждом офицере, вплоть до капитанов и лейтенантов. Просматривая 976 страниц альманаха, я был поражен организованностью и эффективностью французского общества спустя двадцать три года после революции. Все нашло отражение в этом издании: префекторальное управление, судебная система с полным списком судов и судей, университетская жизнь, дипломатия. И рядом — сведения о правящих домах Европы (несомненно, в подражание тюрингскому Готскому альманаху), список почтовых отделений и больниц на всей территории страны, а также информация об основании Музея естественной истории и «Комеди Франсэз». Короче говоря — устройство большой страны, хозяйки собственной судьбы.

Последний источник, найденный мною на аукционе, представляет собой помятый экземпляр «Журнала Великой армии», грубо отпечатанный в Смоленске. В нем с замечательной искренностью воспроизведены сообщения французской и русской сторон о ходе сражений. Вполне очевидно, что каждый заявлял во всеуслышание о собственной победе, однако больше всего трогают не эти триумфальные восклицания, а сами изорванные и пожелтевшие клочки бумаги, пересекшие огромные русские просторы в потертой и обледенелой сумке и донесшие до нас весть о «победе Великой армии», над которой я нынче поднимаю занавес.

Валери Жискар д'Эстен

Все взгляды были прикованы к углу центральной площади Кремля перед Успенским собором, пестро убранным луковичными куполами. Из-за выступа стены Патриаршего дворца виднелась небольшая терраса, окруженная балюстрадой из черного кованого железа, от нее к площади вели три лестничных пролета. Там, за балюстрадой, прислонившись спиной к стене, на каменной скамье сидел император Наполеон в обычной черной шляпе, украшенной сбоку трехцветной кокардой, зеленой куртке и белых кюлотах гвардейских егерей. Он следил за толпой гуляющих безразличным взглядом, всем своим видом показывая, что мысли его заняты другим.

Толпа состояла сплошь из одних военных, больше офицеров, чем солдат. Они позволили себе роскошь прогуляться, пока выдалась краткая передышка, в залитый солнцем и отливающий синевой полдень, спустя три дня после того, как их авангард вошел в наконец-то покоренную Москву. В толпе не было видно ни одного человека в штатском, ни одного русского простолюдина в затянутой поясом рубахе. Зато здесь играли всевозможными оттенками мундиры Великой армии: от аспидно-синих артиллерийских до темно-синих — гвардейской пехоты. Кавалеристы сняли с себя металлические кирасы и облачились в жилеты ярко-красного цвета. На серых фетровых киверах итальянских вольтижеров красовались длинные перья.

Военные тотчас заметили присутствие императора, однако притворялись, будто не видят его, или же ограничивались тем, что украдкой поглядывали в его сторону, чтобы не нарушить его уединенные размышления.

Немного склонив голову к белому жилету, Наполеон время от времени вытягивал перед собой ноги, стиснутые высокими сапогами с наколенниками из черной кожи. Внезапно он вскинулся и окликнул проходившего мимо военного громким, слегка раздраженным голосом, в котором слышался отзвук подхваченного им в Москве насморка: