Владимир Поселягин - Братишка

– Вы кто, товарищи?

– Вон хозяин дома, всё к нему, товарищ сержант, – кивнул за спину боец.

Я как раз выходил из дома с очередной партией мусора.

– Вы участковый? – первым спросил я, тот даже представиться не успел.

– Так и есть, участковый инспектор сержант Неюпоев. А вы новый хозяин дома? – поинтересовался тот.

– В точку, документы в доме. А я как раз по соседям хотел пройтись, узнать, где райком, а тут вы так удачно заглянули. Нужно регистрацию сделать, провести покупку. У меня всего три дня, надо успеть. Ещё доски хотелось бы добыть, окна и двери заколотить для консервации дома на долгий срок.

– Подумаем… – протянул участковый, почесав затылок, сбив фуражку на лоб. – Ну идём, посмотрим документы… Хм, а вы мне кого-то напоминаете…

– Все так говорят, – пожал я плечами. – Вы, наверное, моё фото в газете видели и по радио слышали…

– Точно, Поляков! – воскликнул сержант, не дав мне договорить. – Рад нашей встрече. У нас много знаменитостей, на моём участке аж восемнадцать во владельцах числятся, сейчас никого не осталось, разъехались, а вы, значит, девятнадцатым будете.

– Получается так.

– Хорошо. Чем смогу – помогу. Машиной мусор вывезти, стройматериалом… Значит, на три дня к нам?

– Да, на три дня, – вздохнул я.

Участковый оказался очень словоохотливым. Проверив документы, он тут же заторопился: чтобы не терять время, стоит сразу заняться оформлением документов, пока все на месте. Так мы и сделали: оставив старшину хозяйничать, покатили по двум адресам. Все бумаги и заявления оставили. Уже завтра можно забирать. Как поручителем при мне, малолетнем, выступал участковый. В принципе, никаких проблем с оформлением не было – слух, что я в Туапсе, мигом разлетелся по округе, и, когда стемнело, у нас во дворе я дал концерт. Из тех песен, которые никогда не звучали по радио и никогда не прозвучат. Да, именно так. Это я пояснил слушателям, что из ста пятидесяти написанных мной и зарегистрированных песен лишь шестьдесят получили добро на исполнение. Остальные исполнять запрещено. По радио, на концертах и выпускать на пластинках. Их запретила цензура к публичному исполнению, как чуждые советскому народу. Именно так мне и отвечали каждый раз. Мол, не наш репертуар, и всё тут. О концертах на кухне или вот так, во дворе, я не говорю, об этом речи не было.

До полуночи между песнями я травил байки, поднимая настроение людям и интерес к себе. Одно дело – на радио слышать или в газетах читать, а совсем другое – вживую с автором многих песен пообщаться. Некоторые песни уже стали чуть ли не золотым фондом советского исполнительства, постоянно звуча на радио. О запрещённых цензурой песнях я не шутил: ещё когда у отца в дивизии я устроил охоту на немцев, то пару раз дал концерты перед бойцами, и всегда пел такие песни, и они почти всех тронули до глубины души, как и сейчас это происходило с жителями Туапсе. Мне просто было интересно проследить за реакцией простого люда и фронтовиков, и, надо сказать, эта реакция мне нравилась, правильно они реагировали, как надо. А гитару на время позаимствовал у лётчиков, вернусь на аэродром – верну хозяину с подписью пользователя, то есть моей. Не обещал, сам так решил сделать.

Следующие два дня мы участок покидали редко. Если только на машине ездили за досками. Участковый, как и обещал, прислал за мусором старую полуторку с местного рыбзавода, и на ней в два приёма всё и вывезли.

Упавшую стену забора подняли, укрепили деревом. В доме прибрались, всё ценное, а его хватало, спустили в подвал. Разобрались, как работал водопровод. Оказалось, в колодце находился электрический водяной насос, закачивал в большой водяной бак воду. Бак висел на стене дома в районе второго этажа и зарос виноградом, вот мы его сразу и не рассмотрели. Бак был пробит осколками в трёх местах, поэтому пустой, вот из кранов и не текла вода. Старшина забил чопики, и мы, проверив всю систему, законсервировали её. А пока набирали воду вёдрами из колодца, ненадолго же заехали.

Ночевали мы в зале. После того как купленными досками заколотили оконные проёмы, стало возможно прогревать помещение. Все документы на участок у меня теперь были, по ним я его владелец, и дом подготовлен к консервации. И вот в последний день мы позавтракали и начали собираться – пора возвращаться на аэродром. И тогда к нам снова зашёл участковый.

– Свежая «Комсомольская правда», – тряхнул тот газетой. – Александр, там на весь разворот твоё фото со снайперской винтовкой и рассказ, как ты со старшим политруком отстреливал немцев в дивизии отца. Подробно всё описано. Это правда, так и было?

– С неделю назад, – кивнул я, ставя на стол недопитую кружку с чаем. – Чуть больше пятидесяти официально подтверждённых.

– И командира пехотного полка, – кивнул старшина, который первым завладел газетой и уже вчитывался в строки.

– Да, было и такое. Чаю? – спросил я у участкового.

– Это можно. А то продрог на ветру, шквальный дует, шинель не спасает.

Пока я наливал чай, старшина закончил читать газету, и теперь я ознакомился со статьёй. Фото – на фоне трофейной будки, где мы ночевали с напарником. Было всё действительно подробно, а дальше корреспондент перешёл к банальной пропаганде: мол, тянитесь стать таким, как Поляков, и тому подобное. Накачка молодёжи. Зря это он сделал, по-моему. Сколько мальчишек так решит сбежать на фронт, или те, кто остался в немецком тылу! Погибнут же по глупости, я-то знаю.

Пока участковый пил чай, я описал те три дня, что вёл охоту на немцев на передовой. Очень занимательный рассказ получился, а не сухой отчёт, как это обычно принято среди военных. У меня он красочный был, наполненный жизнью, с теми эмоциями и чувствами, которые я испытывал. Узнав, что Волк участвовал со мной в той эпопее, сержант потрепал его по холке.

– Тут указано, что меня представили к награде по представлению командира дивизии, – прочитал я.

– Да, к ордену Красной Звезды, – отозвался старшина.

– Хорошая награда, – согласился я, продолжая читать статью.

Её писал мой напарник, и там было много чего известного только нам двоим, и он не посчитал зазорным выложить это на всеобщее обозрение. Подробно все три дня описаны. Особо косяков за мной в те дни не числилось, так что газету я решил прибрать. Участковый, конечно, покривил лицо, когда я попросил у него газету, но согласился. У них тут свежая пресса редкость, так что его мимика была понятна. В ответ я ему наручные часы подарил. Из трофейного фонда, берёг как раз для таких случаев. В Союзе подобные часы редкость, так что подарок был воспринят охотно. А видели бы вы старшину, как он отнекивался, когда я ему швейцарский перочинный нож, тоже из трофейного фонда, подарить решил за помощь в приведении в порядок участка и консервации дома.