Виктор Мишин - Превратности судьбы

– Не торопись, вставай спокойно, – произнес я, – поздно уже торопиться, не успел ты.

– Курва, ты думаешь, что сможешь убежать? Да тут наших полно…

– Да ладно, что-то за тот час, что мы здесь стоим, никто еще не подходил, – искренне удивился я. – Вставай и лезь в машину, нам ехать надо.

– Куда? – заметно сникнув, спросил пленный.

– Откуда вы меня тащили, туда и поедем, надо друга вашего, «Особиста», на чистую воду выводить.

– Да он тебя шлепнет, как только увидит. Свидетели ему не нужны. Ничего ему за это не будет, у него отец в вашем штабе фронта служит, прикроет.

– Прикрою я, всю вашу лавочку прикрою. Думаешь, я к командиру побегу с рассказом, как меня сраные бандеровцы украли? Да я завалю просто и «Особиста», и его папашу, если надо будет, всего и делов-то!

Михась сбледнул с лица. Он понимал, что я точно не шучу. Я и правда так думал, но не придумал еще, как мне вообще появиться в расположении. Что-то у меня предчувствие плохое, наверняка «Особист» пакость какую-нибудь сделал. Надо хорошенько все обдумать.

Загрузившись в машину, я с трудом, но сдвинул этот «пепелац» с места и медленно, крайне медленно начал движение задом. Долго я так не проеду, запарюсь и на дорогу смотреть, и за пленным. К счастью, видимо для разъезда встречных машин, на дороге было небольшое расширение, точнее, просто сугроб был слегка разгребен, до него я доехал минут за десять. В несколько приемов, едва не застряв, переборщив со съездом в сугроб, я, наконец, развернулся. День сегодня был пасмурным, снег сыпал, подгоняемый ветром, и грозил превратиться в метель. Примерно через час непрерывного движения видимость упала просто до нуля. Так как дороги я не знал, да и колею уже не видать, замело почти, я решил немного подождать, авось наладится погодка-то. Нет, все везение, видимо, я выбрал еще в прошлом году. Просидев в машине около двух часов и здорово замерзнув, я плюнул и решил ехать вперед столько, сколько смогу. Если перевернусь или просто застряну, пойду пешком, только вот еще этого кабана Михася тащить придется, упертый, хрен он сам пойдет. Вон сидит, глазами так и рыскает, а мне он, собака, нужен, это едва ли не единственный шанс оправдаться и, возможно, взять за цугундер «Особиста». Как показало время, я не ошибся в своем решении. Спустя какое-то время пурга стала утихать, а на горизонте показался лес, через него меня, наверное, и вели к машине.

– Слышь, бандерлог, машина нас здесь ожидала? – обратился я к успевшему погрустнеть пленному.

– Откуда я знаю, куда ты меня привез, – злобно фыркнул бандеровец.

– Зря ты не хочешь помочь, зачтется ведь.

– Да знаю я вас, как вы хорошее помните, к стенке все равно поставят.

– Так я и говорю, зачтется, на том свете, конечно! – Пленный закусил губу. – Стенку, мил человек, еще заслужить надо. И про какое добро, сделанное тобой, ты сейчас поминал?

– Я не буду ничего говорить, хрен чего вы из меня вытрясете…

– Ой ли? Парень, ты ведь еще не в плену, это там будут простые костоломы, кстати, бывает, что они и не могут расколоть. Ты же сейчас со мной, а я очень люблю слушать, что говорят пленные. Не поверишь, в Сталинграде даже немец вдруг на почти понятном русском языке заговорил, лишь бы его от меня убрали, хочешь, покажу, что я ему сделал? – Бандеровец хоть и крепился, но было видно, реально боится.

– Я все равно ничего не скажу, хоть убивай! – попытался он в последний раз показать себя сильным человеком.

– Знаешь, по многочисленным наблюдениям, такие здоровяки, как ты, плачут и причитают гораздо громче, чем маленькие и хлипкие. А убивать тебя мне не нужно, мертвые не говорят.

Разговаривая, я остановил машину и вышел из кабины. Подойдя к дверце пленного, я открыл дверь и качнул головой.

– Вылезай, поболтаем немного. – Тот замешкался. Для того чтобы принять решение, у пленного ушло секунд двадцать. Он внезапно попытался выпрыгнуть. Ухватившись за дверной проем обеими руками, он привстал с сиденья, намереваясь выпрыгнуть из кабины. Я только этого и ждал. Хлопнув со всей силы дверью, я придавил руки бандеровца, пару пальцев точно сломал. Тот даже не орал, сидел в шоке с минуту, а позже уже заливался соловьем. Дело в том, что дверь была так, прелюдией, дальше действие началось. Все еще прижимая дверь телом, я вытащил «финку» и, поставив ее на один из пальцев, что оказались в проеме, просто отделил пару фаланг на правой клешне Михася.

– Сука, ты чего делаешь? – орал и блажил пленный.

– Отрезаю тебе палец, по кусочку, если не понял.

Бандеровец попытался втянуть окровавленные кисти рук внутрь кабины, какое там, я, навалившись всем телом, продолжал давить на дверь. От боли, или от безвыходности, пленный дергался, тем самым причиняя себе еще более сильную боль. Отрезав у бандеровца под его истошные крики еще пару пальцев, я наконец отпустил дверь.

– Ну, надумал общаться? – я весело смотрел на врага. – У тебя еще много чего есть, что отрезать можно.

Михась уже «поплыл». Перескакивая с украинского на великий и могучий, вываливал все, что знает. Я поначалу даже и слушал-то не особо внимательно, но вскоре весь превратился в слух. Эти гадские ОУНовцы были реально везде. Нет, их, конечно, мало, но, блин, до штаба фронта нити тянутся. А почему не выявляют? Так они ведь ни фига не в пехоте служат, будут они все при штабах, на разных должностях и в немалых званиях, но больше всего их именно в особых отделах. Как они туда проникали? Оказалось, в основном до войны еще, да и в сорок первом в той неразберихе пролезли в органы. Тогда было проще, столько архивов уничтожено было, еще больше просто потерялись, так что особого таланта и не требовалось. А уж с каким рвением они служили в РККА… Понятно, для чего они среди наших бойцов и командиров предателей выискивали, убирали ведь, суки, самых лучших. Компрометация, подлог, просто ложные обвинения, эх, сколько людей погубили за столько времени. Когда мы вошли в лес, Михась вдруг заорал, на своем орал, но было все понятно. На помощь, гад, звал, и ведь докричался. Откуда-то ударил автомат, между нами с пленным пронеслась цепочка фонтанчиков от выпущенных пуль. Падаю в снег, перекатиться не получается, снегу много. Прячусь за деревом и вижу, как Михась, переваливаясь, с трудом переставляя ноги, пробирается по сугробам в сторону стрелявших.

– Ну уж нет, даже если и вернусь без «языка», ты жить все равно не будешь.

Короткая очередь и, раскинув в стороны руки, бандеровец валится лицом вперед. Тотчас с того направления заработали как минимум три ствола, все автоматические. Давайте, давайте, стреляйте, подходить-то все равно боитесь, да и вряд ли вас там много. Бандеровцы, а это были явно они, скорее всего, имеют тут схрон, в котором можно отсидеться, только вот вряд ли убежище сможет вместить много людей, человек пять, может шесть, думаю, не больше. Где-то в пяти или шести метрах от меня рванула граната, явно не добросили. Судя по маленьким вспышкам выстрелов, противники, скорее всего, не близко, раз гранату не добросили. На секунду, взмахивая руками, появляюсь из-за дерева и ору. Опасно, да думать некогда. Решил я врагов вытащить на тропинку, по которой мы с пленным и шли. А что, хоть ползать по лесу не придется, а то сдохну уставшим. Пока противник не проявляет любопытства, все так же редко постреливает. Черт, да ведь там явно кто-то в одиночку постреливает, обходят, суки, подождем. Автомат лежал рядом, но я специально кинул его так, чтобы бандиты, подойдя, увидели его в первую очередь и дали мне пару секунд на то, чтобы я вытащил пистолеты. У меня их два теперь, Наган я нес в сидоре, а вот в карманах лежали два ТТ. Тут нужен автоматический пистолет, с револьвером больно уж возни много, а тут у меня и запасные магазины есть, да и вообще попроще будет.