Геннадий Марченко - Чистилище

– А свидетели как же? – проявил бдительность старичок в старинного вида пенсне на носу.

– Надо будет – придут и опросят. Вон, та же женщина и даст показания.

– Я? – напряглась продавщица головного убора. – А чего я-то?

Народ, словно в экранизации «Золотого телёнка», где Остап спасал Паниковского, принялся рассасываться, сразу же потеряв интерес к происходящему. А я потащил упирающегося оглоеда за собой.

– Да не ерепенься ты, ни в какую милицию я тебя сдавать не буду, – вполголоса сказал я парню, чтобы тот наконец перестал привлекать внимание к нашей паре своими отчаянными телодвижениями.

– А куда тогда тащите?

– Куда надо, туда и тащу. Иди спокойно, а то руку сломаю.

Не знаю уж, что подействовало на воришку больше, обещание не сдавать его органам охраны правопорядка или искрошить лучезапястный сустав, но после моих слов он притих. Понятно, ничего я ему ломать не собирался, хотел лишь припугнуть.

– Тебя как звать-то? – спросил я парня.

– Меня?

– Ну не меня же… Хотя могу и представиться. Василий Матвеевич Яхонтов, можно просто Матвеич.

– Лёха… Лёха Кузнецов.

– И давно ты, Лёха Кузнецов, воровским ремеслом промышляешь? Ну, чего молчишь? Я же сказал, что не сдам тебя в милицию.

– С зимы этой, – хмуро сознался карманник.

– Неполная семья?

– Сирота.

– Как же так?

– Отец по пьяни угорел, мать через год от туберкулёза померла. Меня с двумя младшими сестрёнками в детский дом определили, да я сбёг оттуда.

– А чего сбёг-то?

– Да-а… – Парень нахмурился, видно было, что воспоминания не доставляли ему радости.

Оно и понятно, что ж хорошего в приюте воспитываться, даже если приют вполне приличный.

– А живёшь где? Ночуешь? Домой вернулся?

– Вернулся… А там уже другие живут. Ну я посмотрел в окно и ушёл.

– И что теперь? Где-то же ты спишь?

Заминка, видно, опасается раскрывать местонахождение берлоги. Мы тем временем свернули за угол, сюда гул Тишинского рынка почти не доходил. Редкие прохожие, похоже, видели в нас отца и сына. А я и сам пока не знал, куда мы идём.

– В общем, промышляешь воровством… Один или в компании?

Глаза забегали, не иначе, ворует в команде. И скорее всего, выручку сдаёт старшему.

– А старший-то у вас кто, не Филька Грач?

– Не-а, Серёга Лютый.

Сказал – и испуганно посмотрел на меня. Ну что уж теперь, проболтался, купившись на старый как мир следовательский приём.

– Дяденька, отпустите меня, я больше не буду, – загундосил шкет.

– Отпущу, если с этим Лютым сведёшь.

– Не надо, дяденька, он меня потом зарежет.

– А что, правда может?

– Спрашиваете! Андрейку Слепого, у которого бельмо было на левом глазу, в прошлом месяце зарезал, прямо в печень. А ему девять лет только было, – прорвало пацана.

– Вот так взял и зарезал?

– Угу, чтоб другим неповадно было выручку прятать. Там всего-то трёшка была.

– И правда Лютый… Сколько же ему лет?

– А не знаю, взрослый почти. Он по малолетке уже сидел год, сказывал, три года назад вышел.

Ну, вероятно, не младше пятнадцати – шестнадцати лет. Пахан, значит, главарь шайки воришек. Хорошо устроился, живёт припеваючи, только дань под себя гребёт. Парня за такую ерунду в расход отправил. А я собирался с ним перетереть относительно выправки приличных документов, наверняка у него имеются связи в криминальном мире. Не люблю я эту братию, но как ещё ксиву выправить, выражаясь блатным языком? Думаю, в имеющуюся наличность уложился бы, мог бы предложить и энкавэдэшную форму, да и ствол в придачу, но это уже на крайняк… А из этого отморозка Лютого порядочного человека однозначно уже не вырастет, так и пойдёт по наклонной.

Мы шли каким-то переулком… Если меня не обуял географический кретинизм, вскоре должны выйти на Большую Грузинскую.

– А ты-то как под его началом оказался?

– Увидел он, как я с голодухи сайку из отрубей спёр, ну и подошёл, когда я за углом её ел. Расспросил, кто я и откуда, а потом говорит, что я на него теперь буду работать. Я сказал было, что не хочу, так он мне под дых так врезал, что я чуть не помер. Всё, что съел, обратно из меня вывалилось. Говорит, чтобы даже не думал сбегать, везде у него всё схвачено, меня найдут и к нему приведут, и тогда уж спуску не будет.

– Запугал он вас, гляжу.

– А я хочу всё-таки сбежать. В Крым уехать. У меня в Судаке двоюродная тётка живёт.

– Хоть знаешь, как её зовут?

– Знаю, мать незадолго до смерти написала.

Он вытащил из-за пазухи изжёванный листочек бумаги, развернул его и протянул мне. Отпустив наконец запястье парнишки, я прочитал полустёртые, написанные карандашом буквы: «Кузьмина Екатерина Васильевна, город Судак, ул. Таврическая, д. 16».

– Думал, с сестрёнками поедем, да только куда я с ними… Пусть уж в детдоме, им там вдвоём не так скучно, да и кормят.

– А как добираться собираешься?

– На товарняках, наверное, – неуверенно пожал плечами Лёха.

– На товарняках… А ну как попадёшься, да снова в детдом отправят или вообще на малолетнюю зону?

– А что ж мне, так под Лютым и ходить всю жизнь, пока он меня не прирежет?! А в Крыму тепло, там абрикосы растут, мне мамка сказывала…

Раздавшийся сзади свист заставил нас оглянуться. Та-ак, вечер перестаёт быть томным, поскольку к нам медленно приближается троица. Из всех троих габаритами явно выделялся парень лет восемнадцати, поигрывающий чётками, со шрамом через левую щёку. Ничуть не меньше меня, и двое его дружков не намного уступали ему размерами. Остановились метрах в десяти. Все трое с ленцой грызли семечки, а недобрый прищур в нашу сторону не сулил ничего хорошего.

– Ну всё, мне хана, – упавшим голосом пролепетал беспризорник.

– Это что, и есть Лютый?

– Ага, самый здоровый, – уже почти шёпотом отозвался Лёха.

– Ну-ка пойдём поговорим с ним.

– Не-е, – закрутил головой малец, – я не пойду.

Судя по его виду, он вообще собирался дать драпака.

– Ладно, стой здесь, я сам с ними поговорю.

Небрежной походкой я двинулся в сторону вероятного противника. Троица при моём приближении отвлеклась от семечек, двое засунули руки в карманы просторных штанин, и у меня мелькнула мысль, что в этих карманах могло находиться всё, что угодно, – от кастета до ножа или даже пистолета. А посему не стоит расслабляться раньше времени, делая скидку на возраст. Тем более что их вожак явно совершеннолетний и вон как вымахал на подношениях. Трутень, одним словом.

Остановился метрах в трёх напротив, также держа руки в карманах. Когда-то давно армейский инструктор по рукопашке учил нас, что руки всегда должны быть готовы к действию и сам он никогда в карманах их не держит. Однако сейчас я был уверен в своей реакции, да и руки в карманах должны были немного расслабить противника.