Геннадий Марченко - Чистилище

Так получилось, что из Дома культуры мы выходили вместе с Варей.

– Вам в какую сторону? – невинно поинтересовался я у неё.

– А мне недалеко, я живу на улице Чичерина.

– Так давайте провожу, а то, слышал, в такое позднее время в районе порта бывает неспокойно.

– И не говорите, – вздохнула комсомолка. – На прошлой неделе тут неподалёку человека зарезали. Никак милиция всех бандитов не переловит. Ну ничего, когда-нибудь доживём до коммунизма, и не будет во всей стране… Да что там стране, во всём мире не останется ни одного бандита! Думаю, лет за двадцать, максимум за тридцать управимся!

Я промолчал. Ну а что тут скажешь? Лучше промолчать, потому что своим смехом могу её обидеть.

В лёгком коротком плаще, всё в той же красной косынке, она легко перепрыгивала через небольшие лужицы, производя впечатление маленького ребёнка. И эти очаровательные ямочки на щёчках… Нет, она мне определённо нравилась своей непосредственностью и уверенностью в светлом будущем.

– Ну, вот мы и пришли.

Мы остановились у подъезда трёхэтажного дореволюционной постройки дома, хотя в эти годы слово «дореволюционный» ещё отнюдь не значило – старый. Как-никак, всего 20-ю годовщину готовились отметить. Но этот дом был, пожалуй, отгрохан ещё в прошлом веке, судя по его виду. И шли мы на самом деле довольно долго, оказывается, до этой Успенской чуть ли не с десяток кварталов. Внимание привлекала яркая вывеска с номером дома – «Чичерина, 21».

– Что ж, давайте прощаться. Спасибо, что проводили. – Варя протянула мне ладошку, которую я аккуратно пожал и нехотя отпустил.

От девушки пахло тонким ароматом сирени, который действовал на меня словно афродизиак. Чёрт, в этот момент я чувствовал себя Кисой Воробьяниновым, которому вскружила голову такая же комсомолка, не хватало ещё затащить её в ресторан и в пьяном угаре воскликнуть: «Поедем… Поедем в номера!»

– Ладно, до завтра… Вернее, до репетиции. Вы же будете на репетиции? – с надеждой спросил я девушку.

– Постараюсь, но не обещаю.

Обратно я возвращался в глубокой задумчивости. Похоже, втюрился как мальчишка. И это в тридцать семь лет! Ладно бы я был лет на десять – пятнадцать моложе… Кстати, вполне может быть, что у неё и жених имеется, тоже небось комсомолец какой-нибудь, передовик производства, а тут я, переживающий вторую молодость грузчик. И ведь не просто ради плотского удовольствия я её хотел, мог бы и кого попроще снять. Чтоб, как говорят поэты, утолить жар чресл своих. Запала она мне в душу, запала… Эх, ну почему всё так несправедливо устроено?!

Лёгкий шорох сзади заставил меня резко обернуться и отпрянуть в сторону. В слабом отсвете уличного фонаря мелькнула тень, я сделал подсечку, и в следующее мгновение нападавший растянулся на булыжной мостовой. Я тут же оказался сверху, на его спине, заломил руку, из которой выпал приличных размеров нож с широким лезвием. С таким только на кабанов ходить, а тут на живого человека!

– Больно, отпусти! – простонал отморозок.

Я перевернул его ко мне лицом, продолжая держать запястье на болевом. Одно неверное движение – и он навсегда останется инвалидом. Парню лет двадцать пять, как говорится, вся жизнь впереди, но мне его не жалко. Только что он хотел вогнать в меня сантиметров пятнадцать хорошо заточенной стали, явно не с намерением выразить своё ко мне благорасположение.

Я собирался поговорить с ним по душам, без свидетелей, а здесь в любой момент мог появиться запоздалый прохожий. Поэтому, продолжая держать руку заломленной, я пихнул грабителя, или кто он там, в сторону канавы, расположенной по другую сторону дороги. По дну канавы журчал ручеёк, но явно не канализация – соответствующей вони не наблюдалось. Бросил его на грязный, мокрый склон, в уверенности, что тот не сделает попытки убежать. Уж в психологии людей я за свою жизнь немного разбираться научился. Затем поднёс к его лицу остриё конфискованного ножа и, глядя немигающим взглядом в зрачки оцепеневшего парня, спокойным тоном поинтересовался:

– Кто ты, безумец, и что за радость была тебе в моей кончине?

Сам не понял, почему решил выразиться в подобном штиле, но мне эта фраза понравилась. А парень пытался ещё играть в бесстрашного героя.

– Всё равно тебе не жить, – скривился он, сжимая правое запястье пальцами левой руки, словно от этого боль станет меньше.

Вон оно как, видно, неспроста на меня этот урка накинулся. Что ж, вечер перестаёт быть томным.

– Слушай, а ты на пианино не играешь? – сменил я тональность.

Отморозок не без удивления отрицательно покачал головой.

– Ну, тогда особо не расстроишься, если за каждый неверный ответ я буду ампутировать тебе по одному пальцу. А что ответ неверный – я почувствую, у меня в голове стоит неплохой такой детектор лжи. Так что советую говорить правду.

Тот, наверное, и не знал, что такое детектор лжи, но судорожно сглотнул, уставясь на покрытый каплями дождя металл лезвия, словно кролик на удава.

– А для начала, в качестве наказания за твой проступок, я всё же лишу тебя одного пальца. На первый раз мизинца.

Тут же резким движением выгнул его левое запястье и… Чёрт возьми, не так-то просто отрезать палец находящейся на весу руки, да ещё когда жертва дёргается и вопит благим матом. Надеюсь, поблизости никто не прогуливается в этот поздний час. Но я всё же справился с поставленной задачей. Отпустил запястье, и бандит схватился за жалкий, кровоточащий обрубок.

– Сука! А-а-а-а!!!

Одного хорошего удара в область уха хватило, чтобы вопли перешли во всхлипывания.

– Итак, – произнёс я, держа перед его носом отрезанный мизинец, – итак, как тебя зовут? Отвечай быстро, три секунды задержки – и лишишься ещё одного пальца.

На его месте я точно не строил бы из себя героя, вот и он решил проявить благоразумие.

– Витка Червонец.

– А настоящая фамилия?

– Герасимов.

– Давно уркой заделался?

– С пацанов ещё. Батя мой уркой был, ещё при царе сидел, и я тоже.

– Что – тоже?

– Тоже сидел… почти.

– Как это «почти»? И за что?

– Да в Николаеве фраера одного дербанули, покалечили до смерти, а тот шишкой оказался, – захлёбываясь словами, тараторил урка. – Менты за это дело серьёзно взялись, взяли нас, мне червонец выписали. Да только на пересылке я сбежал, в Николаев возвращаться было опасно, сюда прибился, к местным уркам.

– И кто же меня заказал? – задал я наиболее интересовавший меня вопрос.

– Да никто, я сам на гоп-стоп пошёл… Ай, нет, не надо! – завопил Червонец, увидев, что я собираюсь отчекрыжить ему ещё один палец.

– Всё скажу, только не надо!

– Говори, я слушаю. Три секунды у тебя есть. Одна, две…

– Московские тебя заказали.

Оп-па, а это уже интересно. Тут же всплыло в памяти знакомое лицо на перроне Курского вокзала. Видно, не показалось. И как ведь выследили! Красавцы!