Ольга Антер - Тени сознания

Вздохнув, Каллике все же добрела до распахнутой двери и, опираясь на косяк, заглянула в комнату к отцу. Он сидел, ссутулившись и глядя на беснующееся в маленькой железной печурке пламя.

– Ты меня что, даже не искал?

– Я приезжал. Ты болела, лежала без памяти. Как я мог тебя забрать?

– Ах, ну да. Лихорадкой накрыло.

Авгур никогда не слышал в голосе дочери столько злого ехидства, потому не оборачивался, до слепоты вглядываясь в пляшущие оранжевые язычки.

– Поздравляю, дочь.

– Деньги-то получил?

Он оцепенел, как когда-то давно, в зимнем лесу, затылком ощутив недобрый взгляд волка, идущего по следу.

– Что, думал, я не знаю? Получил?

– Да.

– Отлично. Все в выгоде, да, папочка? Прощай.

– Что?

Авгур обернулся, порывисто привстал, но дверь уже хлопнула за спиной Каллике. Он догнал ее на улице, но тронуть не посмел – застыл на ступенях, изо всех сил цепляясь за толстый брус перил. Прислонившийся к забору изменяющий встретил взглядом, вновь напомнившим того самого волка – обнюхавшего следы беззащитного человека, рыкнувшего для порядку и скрывшегося за наносами рыхлого снега.

Рядом с Веррейном лениво переминался с лапы на лапу огромный черный медведь – раза в полтора больше Огуречного и, похоже, с куда более злым нравом.

– Куда ты? Что это значит?

– Подальше от вас. От тех, кто продает дочерей и тех, кто щедро платит за то, что взял без спросу.

Усмехнувшись ее словам, Веррейн отлепился от забора и потянул за повод. Черный послушно улегся, подставляя крутой бок. Изменяющий неловко, по-городскому, вскарабкался на его спину и протянул руку хрупкой девушке в мятом платье.

– С-стоять! – раздалось со стороны ворот.

Бар шатался, словно пьяный. Он на ходу врезался в тяжелую створку, и она, выдерживавшая самые суровые зимние бури, ощутимо дрогнула под весом крепкого тела. Раскинув руки, он вцепился в брусья, повис на них, перегородив проем, и с ненавистью уставился на Каллике. Изменяющего Бар будто не замечал – весь мир сошелся в одной точке, на одной предательнице и противнице.

– Куда ты собралась, девка?

Тонкие губы решительно сжались. Каллике обернулась к нему, вскинула подбородок, посмотрела так, чтобы и не надеялся найти на ее лице стыд или сомнения.

– Уйди с дороги.

Он рассмеялся безумно, с присвистом, и не сдвинулся ни на шаг.

– Хорошо ты мне отплатил за гостеприимство, изменяющий. Что, Калли, нашла того, кто повезет к мечтам, к картинкам твоим, к славе всемирной? А как же твое слово?

– Не прозвучало никакого слова. Ты взял меня, чтобы никуда не делась.

– Ну так вернись, – его голос, на миг сорвавшись на мольбу, вновь стал резким, истеричным. – Стань нормальной женщиной, наконец! Или тебе каждый в спину плюнет и шлюхой назовет, клянусь!

Веррейн зло прищурился. Вокруг руки, которую он продолжал протягивать Каллике, начали виться похожие на длинных червяков и видимые им двоим нити.

– Не смей так говорить с моей дочерью, – рыкнул Авгур, сжимая кулаки. – Медведей спущу!

– Она сделала что-то со мной, – ладони Бара соскользнули, и он рухнул на колени прямо в пыль. – Сделала что-то… Оно жрет меня, плодится, чем она дальше, тем быстрее… Калли, нет… Я умру, если ты уйдешь!

Он хотел ползти к ней, на четвереньках, но удержался из последней гордости. Стоял, пошатываясь, и смотрел на пыльную дорогу.

Каллике покосилась на мага, но тот лишь едва заметно пожал плечами и стряхнул нити на землю. Белые червяки изменения растаяли, не оставив и следа.

– Умирай, – бросила она и, ухватившись за узкую, но крепкую ладонь, одним движением взобралась на медведя.

– И он умер? – Аори подняла на волколака полные неверия глаза. Пыль под ногами истрепалась – она бездумно выписывала в ней узоры босой ступней.

– Скорее всего. Мы ушли на Астраль в тот же день, и больше не возвращались.

– Каллике даже отца увидеть не хотела?

– Она не успела дорасти до того, чтобы путешествовать между мирами. Она вообще почти ничему не успела научиться.

Веррейн глухо, резко выдохнул и поднялся с осыпающейся кладки. Мелкие камни и пыль прилипли к шерсти, но он и не подумал отряхнуться.

Поежившись, Аори чуть отодвинулась. Только сейчас она осознала, что изменяющий ничем не пахнет, да и двигается почти бесшумно в этом мире, заполненном тихим шелестом падающего пепла. Если зажмуриться – не услышать и не почувствовать.

– Каллике не испугалась, когда тебя тут увидела?

– Испугалась? Она? Калли ничего не боялась.

Кажется, изменяющий обиделся, даже оскорбился. Аори поспешно скорчила виноватое лицо.

– И я тогда не был хвостатым, – он нахально осклабился и махнул обозначенной конечностью, кончиком ощутимо стукнув спутницу по бедру. – Это уже когда реальность меня отторгала, Грань выдала тушку поэффективнее. Или я реальность отторгал? Не помню… А может, себя?

Скривив морду, Веррейн задумался, продолжая нервно дергать хвостом вправо-влево.

– Самого себя сломать, вот на что это похоже, – наконец, заключил он. – Свое место в реальности и на Грани. Меняя себя, можно изменять миры. Невозможно получить могущество, знания, жизнь и даже веру, оставаясь тем же, кем был вчера. И точно так же невозможно оказаться в прежнем мире, если стал другим. Ты – единственный, одновременно самый простой и самый сложный инструмент.

Мыслеобразы волколака стали совсем тихими, полузаметными. Зажав зубами кончик языка, он нетерпеливо переступал с лапы на лапу, словно беззвучно спорил с неуступчивым собеседником, убеждал его, готовый отвоевать победу любой ценой.

– Веррейн, – Аори заглянула ему в глаза. – А почему Бар умирал? Что сделала Каллике, если даже научиться ничему не успела? Отравила его?

– Пфа, зачем? – он ответил заторможено, не отвлекаясь от внутреннего диалога. – Обычное проклятие после насильственной инициации.

– А вот про это ты ничего не говорил.

Алые буркала, наконец, сфокусировались на ее лице, полыхнули недовольством и пониманием. Раздраженно сморщив губу, так, что кривые клыки полностью обнажились, изменяющий наклонился вплотную к Аори.

– Даже тогда существовало несколько способов его снять. Ты правда думаешь, что Тройну дадут сдохнуть из-за такой ерунды?

– И ты знал эти способы? – Она и не подумала отодвинуться.

То самое изменение себя самой клубилось внутри горечью и разочарованием, но из них прорастала неожиданная решимость. Знание, как правильно и как нужно.

Новый мир начинал выстраиваться.

– Как минимум парочку.

– И не помог.

– Ха, после того, что он сделал с моей женщиной? Да я наслаждался тем, как он полз в грязи за нами следом! А потом упал туда мордой, он жрал, жрал эту землю, лишь бы заглушить боль!