Земовит Щерек - Республика - победительница (Rzeczpospolita zwycieska)

- У "этой страны" название имеется, - буркнул тот, что пониже, курносый.

- Знаю, знаю, - буркнул теперь и его напарник. – Евреев у нас бьют и украинцев. Мы же плохие парни Европы. Ведь кто-то обязан быть. Только, пан, если бы все было так просто…

- Простого ничего нет, - ответил я. – Об этом мне известно.

- Это хорошо, что известно, - ответил таможенник и пропустил меня дальше, на паспортный контроль. Тот прошел гладко.

День был замечательный, сентябрьский. Перед застекленные окна терминала вливался теплый, мягкий свет. Небо было бледно-голубым, с желтоватым подливом. Я очень люблю это время года. Меня охватывает ранне-осенняя спокойная меланхолия и отрешенность, а у меня сложилось впечатление, что это будет самый подходящий настрой для путешествия по Польше. Так что осень я выбрал сознательно. Она, вроде как, и золотая и исключительно польская, но для меня было важно увидеть эту страну и в солнце, и в грязи, в красоте и уродстве. Для этого нет лучшего времени года, чем осень.

В холле меня обступили таксисты. " Такси, такси, сентер уан хандрид злоты ". Я отогнал их всех. В путеводителе я читал, что такая поездка, максимально, стоит пятьдесят, но и так не собирался брать такси. Мне было известно, что из аэропорта имеется удобное железнодорожное соединение с Центральным Вокзалом. Я шел, поправляя тяжелый рюкзак, и осматривал витрины и выставленные товары. Та же самая дешевка, что и во всех аэропортах, беспошлинные сигареты, духи, бестселлеры для долгих перелетов и сувениры для тех, кому не на что тратить деньги, а вот со вкусом у них значительно хуже, чем с содержимым кошелька. Но, с другой стороны, - подумал я, - такие сувениры, это же витрина народа. Они много говорят о том, каким образом народ желает продаться. И каким его запомнят.

Шарфики футбольной сборной. Польша. Бог, Честь, Отчизна [78]. Вавельский дракон на мраморном постаментике, уродливый, как черт. Варшавская сиренка, на таком же постаментике, уже получше, в основном, по причине крупного размера груди. Ну да. "Красота польских женщин". Львовский лев. Маленькие автомобильчики – радваны. Наиболее типовые польские автомобили, модель классического периода, ставшая культовой. Не только здесь, но и во всем регионе, насколько мне известно. Величайший экспортный успех Польши во всей истории. Маленький, пучеглазенький, симпатичный автомобильчик. На нем катались представители контркультуры во всем, как это когда-то называлось, Междуморью. От Эстонии до Греции.

А ко всему этому путеводители: по-английски, по-французски, по-испански, по-итальянски… О-хо-хо, имеются путеводители даже на немецком и русском языке. Poland, Pologne, Polonia, Polen, ну вот, пожалуйста – Польша, даже Bolandia [79]имеется. И по отдельным городам: Lemberg, Львов, Cracow, Krakau, Cracovie, Varsovie, Warsaw, Warschau – на bitte . Рекламные проспекты: Visit the Tatras; Enjoy Warsaw's nightlife, this city truly never sleeps; Exotic touch of Jewish Nalewki district; Go to the Krakow's Kazimierz and feel the taste of genuine European Jewishness; Cracow, the city of Polish kings; Lodz's industrial charm, Polish Riviera – small, therefore cozy; Go and see Polish sea, the pearl of the Baltic; Kresy offroad – rent the jeep and feel the heat!; Rural paradise – welcome to Rurytania!; Polesie – Polish Africa [80]. И кое-что для наиболее изысканных – The trail of modernism – from GOP to COP.

И Пилсудский, Пилсудский, Пилсудский. "Дедушка". Так его здесь называют. Только лишь в Турции я видел нечто подобное с Ататюрком. На пограничном посту неподалеку от Эдирне всего в одном вестибюле я насчитал пятнадцать Ататюрков: на портретах, на календарях, плакатах, открытках. Ну ладно, здесь это все-таки в чуточку меньшем масштабе. Пилсудских здесь чуточку меньше, чем Ататюрков в Турции, хотя и ненамного меньше. В холле аэропорта, еще того, старого, сороковых годов, грома-а-дный маршал имелся в виде грома-а-адного настенного изображения, выполненного где-то в пятидесятых годах, впрочем, рядом со Смиглым-Рыдзем. Пилсудский в мачеювке [81], Рыдз – в конфедератке. Белые змейки на воротнике. Оба, лицом к лицу, глядят куда-то вдаль, ну совсем как Маркс-Энгельс-Ленин, разве что Пилсудский какой-то затюканный и обеспокоенный, а Рыдз радостно усмехается и скалит зубы будто какой-нибудь киноактер двадцатых годов. У всех тех старинных диктаторов был такой шарм давнего кино. Ататюрк на снимках выглядит что твой вампир из старых фильмов ужасов; Рыдз – словно почтенный муж, которому изменяет жена; Муссолины – словно тот, с которым эта жена изменяет; Сталин – словно ученый-психопат. Даже тот несчастный идиот Гитлер походил на персонажа из дешевой оперетты или старинного комикса.

И вот теперь тут, среди сувениров, маленькие фигурки Пилсудского. Дедушка сидит, стоит, глядит, думает. На таком постаментике, на эдаком. Имеется и Пилсудский на Каштанке [82]– диктатора можно посадить на лошадь, снять с нее. Но вот Смиглого-Рыдза среди сувениров нет.

- А где же у вас Рыдз? – спросил я у продавщицы.

- Кого? – Не поняла. Оторвалась от смартфона. Молодая, в волосах цветастая пряжь. Колечко в носу.

- Рыдза-Смиглего.

- А что? – задала она вопрос в ответ. – Не знаю. На Вавеле. А в чем дело?

- Нет сувениров с Рыдзем, - пояснил я.

Девушка несколько удивленно глянула на меня.

- Пан первый, кто про него спрашивает.

- А почему у вас нет Рыдза?

- Не знаю, вот нету у нас Рыдза, - продавщица была раздражена. – В лес идите, можете себе набрать [83]. Только пищевые продукты на борт самолета проносить запрещено.

- Спасибо.

- Пока.

- До свидания.

- Дания.

Я вышел.

Перед зданием аэропорта стояли такси. Классические польские Ls, стилизованные под пятидесятые годы. Ну типа того, что класс и неизменность, идея, слизанная у лондонских такси. Снова "мыстыр, уан хандрыд". Я отрицательно качал головой, шел дальше, следуя указателям " Transport to Dworzec Główny, Warsaw Centrum ". Прошел мимо огороженного крупного паркинга. Присматривался к автомобилям. Немного польских машин PZI, много американских, довольно-таки много японских. Тут же "пежо", "фиаты", в том числе и польские. Немного баварских "bmw", и вообще много машин из германских государств". Станция была тем же самым, что и аэропорт – частью мирового, глобализованного пространства. Двери на фотоэлементах, машина для чистки мраморного пола, на стенах панели мягких цветов. Я заплатил картой за билет в автомате и и сел в подъехавший вагон.

Трава за окном была еще зеленой, сочной и густой. Никто ее не стриг. Через пару минут я увидал жилые блоки. Те самые, которые правительство строило в шестидесятые и семидесятые годы, чтобы предотвратить образование трущоб и, хоть минимально, соответствовать требованиям Афинской Хартии [84]. Дома были серыми, бетонными. По форме напоминали такие же здания из бедных кварталов британских и ирландских городов, впрочем, по их образцу эти кварталы и строились. Тут в голову пришло желание увидеть их вблизи. Я вышел на станции "Колония Раковец", прошел сквозь обрисованный баллончиками и обоссанный тоннель – и вышел прямиком в микрорайон.