Александр Афанасьев - Стальное поколение, ч. 2

— Помогите!

Мелтонян протянул руку — и толкнул дверь от себя.

— Он мертв!

— Нет живой...

— Наш водитель мертв!

Избавившись от ноши, француз тоже стал стрелять из Калашникова поверх крыши.

— Хреновая новость!

Еще бы не хреновая...

Он высадил весь магазин, потом выхватил из-за пояса ракетницу, и выстрелил в воздух. Алая ракета взлетела с фырчанием, на мгновение высветив алым плюющиеся огнем развалины. Сигнал к отходу.

— Валим!

Француз сел за руль, перебравшись туда с правого пассажирского, Дик ввалился назад и тут же начал перезаряжать ружье, заталкивая в приемное окно один за другим толстенькие, красные цилиндры. Монте вдруг понял, что сейчас они уедут — и ввалился на заднее сидение, когда машина тронулась. Дверь ударила его прямо по ногам, и он заорал от неожиданности и боли...

— Твою же мать!

На него никто не обращал внимания, Мерседес, прыгая на ухабах разнесенной несколько лет назад в клочья улицы, пер на Восток.

— Ушли?! Ушли?!

Француз что-то крикнул, видимо — нецензурное.

— Сэр, как вы?

— Мать твою... — выругался Мелтонян.

Стемнело уже совсем. Француз гнал без фар, фары — приманка для снайперов, здесь сначала стреляют, потом задают вопросы.

— Где мы?

— Скоро вывалимся на Корниш!

— Там блокпосты! Нас завалят, к черту!

— Нас и так завалят!

Впереди застрочил автомат. Пули ударили по кузову, посыпалось стекло. Француз заложил вираж, ударившись обо что-то багажником.

— А, твою мать!

Видимо, на набережную выскочить шансов уже не было. Пули снова хлестанули, теперь уже сзади, осыпалось и заднее стекло. Салон спасло только то, что это была спецмашина, французы поставили за передним сидением бронеплиту, вырезанную из подбитого БТР, еще одну под углом, чтобы рикошетило вверх.

Морской пехотинец выставил ствол ружья и трижды оглушительно шарахнул по вспышкам, каждый раз передергивая затвор. От грохота двенадцатого калибра заложило уши.

— Не стреляйте! Иначе не отвяжутся!

Твою мать, да что же это за город то такой. В тебя стреляют, а в ответ стрелять нельзя

Автомат ударил уже влево... новый вираж. Захрустел сминаемый металл. Внезапно машину ударило так, что их всех подбросило, Мелтонян ударился головой о потолок, машина еще раз ударилась обо что-то правым крылом и остановилась...

На сей раз окончательно.

— Твою же мать. Жак... как ты там...

Вместо ответа — Жак толкнул стволом русского автомата остатки лобового стекла.

— Задело немного... но поживу.

— Куда ты нас... завес.

— Это... зона разделения... Ничейная, тут снайперы повсюду...

— Просто здорово, мать твою.

Мелтонян — толкнул дверь, поддавшуюся с трудом, и выбрался наружу. Следом выбрался Дик, потащил связанного бандита.

— Вот... задница.

Они были в каком-то проулке, с обеих сторон были развалины, похоже по этому кварталу била тяжелая, мать ее, артиллерия. Била долго, вдумчиво, перемешивая человеческую цивилизацию с землей. Почувствовав, что он ранен и на Корниш не пробиться — Жак направил их машину в противоположную сторону, загнал ее в этот проулок, чтобы как-то защититься от возможного продольного огня с улицы. Теперь их с трех сторон защищали развалины — хотя если в них что-то есть, одна очередь положит их всех разом...

— И как нам выбираться отсюда...

— Никак...

Француз уже перетянул жгутом ногу, попробовал, и понял, что может идти. Из бардачка он достал советский ночной прицел и пристегнул к автомату.

— Забьемся в развалины и дождемся рассвета. Потом выйдем на связь, нас заберут силы патрульные ООН. У меня есть рация.

Мелтонян тоскливо посмотрел на запад. С той стороны — взлетали осветительные ракеты, высвечивая всполохами небо.

— Нахрен ООН — сказал он — за то, что мы сделали, нам светит лет двадцать в Ливенуорте. Надо вызывать эвакуаторов.

— Вам придется нести пленного, сэр, в таком случае — с раздражением в голосе сказал морской пехотинец.

В этот момент — как раз напротив пролома, заскрипев до предела изношенными тормозами, остановилась машина. Какой-то старый американский универсал.

Мелтонян, у которого нервы были уже на пределе, а оружие легче и короче, чем у Дика — среагировал первым. Он просто поднял свой долбанный советский автомат и окатил машину шквальным огнем, выпустив в нее все, что было в магазине. Он жал и жал на спусковой крючок, поливая все перед собой огнем, пока патроны не кончились...

— Прикрываю! — среагировал упавший на колено француз

Зеленый берет опустил автомат. Звенело в ушах ...

Дик вернулся с двумя автоматическими винтовками М16А1. Скорее всего, это были христиане, из Фаланги, получавшие оружие с израильских складов. Одну винтовку он передал Мелтоняну, вторую взял себе.

— Чисто сработано, сэр! — сказал он, и в голосе проскользнуло уважение — но теперь надо уносить задницы отсюда. У нас тут неподалеку нора. Бывший отель, раздолбанный и до сих пор не восстановленный. Высотная точка, и там можно пересидеть пару дней. Отель держат люди Хобейки.

Монте проверил свою винтовку. Заряжена, готова к бою.

— Так кто понесет этого козла? — спокойно спросил он

Связь — гавкнулась почти разом, раньше в американском посольстве был ретранслятор приличной мощности, поставленный для того, чтобы при необходимости выходить на связь с Шестым флотом. Сейчас он — то ли был поврежден, то ли просто выключили — но «ловить» волну приходилось на дрянной французской гражданской рации, постоянно забиваемой помехами.

Адресат — сидел на Китти Хоке, на который сейчас и была вся надежда.

— ... Повторяю, пакет у нас, нам необходима срочная эвакуация воздухом , как можно быстрее. Ромео-Танго-Браво, как поняли?

— Индия, запрос принял.

— Альфа, так какого хрена ты сидишь на ж... ровно, сукин ты сын? Вышли нам пару вертолетов, пока нас с дерьмом тут не смешали!

— Индия один, ваш запрос принят, ожидайте. Мы ждем подтверждения, у нас сбили птичку в вашем районе, как поняли...

— Да пошел ты!

Все это сильно напоминало последние дни американского полномасштабного присутствия во Вьетнаме — много лет спустя. Все дерьмо когда-нибудь возвращается...

Француз понимающе смотрел на американца-армянина, и тому вдруг стало до омерзения стыдно. Он был одновременно и частью большого — американского народа, и частью малого — армянского. Потому он хорошо понимал, чего не хватает американцам для того, чтобы одерживать победу за победой. Потому он и верил, что дружба американского и освобожденного от советской оккупации армянского народа — будет на пользу обоим и поможет американцам и восстановить уважение к себе, а армянам — восстановить Великую Армению.