Александр Афанасьев - Ближний круг, ч. 2

В качестве основной посадочной площадки — целесообразно использовать международный аэропорт Багдада, как основной авиационный узел страны. Данный аэропорт — принимает все типы самолетов, интервал посадок между бортами — может быть пять — семь минут, при надлежащей организации процесса на земле. Но в качестве запасного варианта, самолеты с десантом вполне способны приземлиться на любой ровной местности близ столицы. В качестве базовой — мы рекомендуем вот это место.

Указка — показала на место южнее Багдада

— Незаселенное место, ранее — оно использовалось для королевской охоты на лисиц. Здесь и не до сих пор нет никаких полей. Почва — глинистая, твердая, растительности немного, деревьев нет — редкие кустарники и зелень. Места достаточно, чтобы принять несколько самолетов типа С130.

— Мы проверили запасную посадочную площадку? — спросил генерал ВВС — я имею в виду с земли?

— Мы как раз занимаемся этим.

— Дело в том, что во Вьетнаме как то раз мы выбрали такую же ровную площадку — и обнаружили, что крестьяне там ничего не садят, потому что там минное поле. Не хотелось бы попасть в такой же переплет...

Упоминание о Вьетнаме, где большинство из собравшихся военных побывало — испортило всем настроение.

— Хорошо — сказал присутствующий полковник специальных сил — допустим, что посадка пройдет штатно, и мы не попадем в ситуацию, аналогичную Пустыне-1. После посадки — что? Как мы действуем?

— Вы действуете совместно с офицерами личной гвардии Саддама. Проводите аресты, по их указаниям.

Про уничтожение неугодных — ничего не говорилось — но оно предполагалось.

— У нас есть списки целей? Информация по ним?

— Нет.

— То есть, если офицерам личной гвардии Саддама вздумается отвести нас в местную тюрьму — мы не будем знать, куда мы идем?

Повисло молчание

— Хорошо — сказал вице-президент — полагаю, нам следует сделать перерыв на ужин. Остаются — Чейни, Рамсфелд...

Когда они остались втроем — Буш раздраженно припечатал ладонью по столу

— Мы ставим на кон жизни полутысячи наших парней

— Это не первый раз — цинично заявил Рамсфельд.

— Такое — в первый раз...

...

— Дик, я хочу услышать — что ко всем чертям происходит в Ираке? Те люди, что пытались убить Садди и попались — это твои люди?

— Нет.

— Тогда чьи?

Чейни помедлил

— Говори, черт тебя раздери. Ты дара речи лишился?

— Это ЦРУ.

— Вот же... черт.

— В Саудовской Аравии — советник Короля по безопасности — бывший начальник отдела по борьбе с терроризмом Дьюи Кларидж. Это его люди.

— Черт... он работает на нас?

— Нет, сэр.

— Но в это — никто не поверит.

— Полагаю, что да, сэр.

— Это все?

— Нет, сэр. Существует еще одна группа. Ее возглавляет действующий сотрудник ЦРУ Гас Авратакис. Он работает в этом же направлении.

— Черт... твое мнение, Дон?

— Попались мы или нет, это уже не важно — сказал Рамсфельд — нам все равно не поверят.

— Я не про это. Стоит доверять Саддаму?

— В стратегическом плане — нет, конечно. А сейчас — почему бы и нет...

...

— Хорошо. Продолжаем.

Утром — здание ЦК на площади Ногина оцепила милиция. Не пропускали никого, даже работников. По городу — поползли слухи...

На самом деле, все было просто: ночью проводился выборочный технический контроль здания. То есть — поиск подслушивающих устройств. И в ходе него были обнаружены две закладки. Теперь — спешно вызванная спецгруппа шестнадцатого управления КГБ проводила полный технический контроль здания. И. как узнал старший прикрепленный товарища Алиева — не факт, что даже до вечера управились бы.

Подслушивающие устройства были размещены без ума. Одно — нашли в комнате, прилегающей к кабинету секретаря ЦК по идеологии, товарища Лигачева, второе — нашли в приемной Разумовского, заведующего отделом партийного строительства и кадровой политики ЦК. Если второе еще как то можно было объяснить — хотели знать о кадровых решениях, то первое... Алиев знал, что вокруг секретаря по идеологии — собрались форменные подонки, держащие фигу в кармане и полностью провалившие работу на идеологическом фронте. Знал он, например, что в той комнате, где обнаружили закладку — стоял японский телевизор с видеомагнитофоном и на нем, в рабочее время, проигрывались художественные фильмы зарубежного производства, посмотреть которые набивалась полна комната. Ходили слухи, что на нем смотрели Эммануэль — мечту любого советского владельца видеомагнитофона. Размещать там закладку было глупо — если только не хотели потом передать записи на Радио Свобода и вызвать скандал.

Как бы то ни было — вся первая половина дня у Председателя Президиума Верховного Совета — была теперь свободна, что случалось нечасто. И он решил навестить Ясенево.

Председатель ПГУ КГБ Ахмад Хасанов, уже внутренне обжившийся в новой роли защитника советского государства — принял Алиева приветственно, выставил чай, лепешки и свежий гранат. После небольшого завтрака — двое, в чьих руках теперь была вся реальная внешняя политика СССР — вышли прогуляться меж сосен. Сосновая роща, высажена руками сотрудников ПГУ еще при переезде в это здание — уже подросла и радовала глаз.

— В Ираке — заметил Алиев — мы играем на грани фола. Даже за гранью. Саддам был в шаге от того, чтобы штурмовать наше посольство.

— Это хорошо — кивнул председатель ПГУ

— Чего в этом хорошего?

— Мы никак не можем понять — сказал Хасанов — что политический деятель может быть либо нашим, либо не нашим. Саддам — не наш.

Алиев не стал спорить

— Что у нас в Иране?

— Работа идет.

— И это всё?

— Все. Скажу сразу, Гейдар, когда будет результат и будет ли он вообще — не знаю.

Алиев покачал головой

— Не лучший ответ.

— Послушай, Гейдар... — сказал бывший судья Верховного суда Азербайджана — вот чем больше я на вас смотрю, тем больше удивляюсь. Седьмого ноября — вы что празднуете?

— Великую Октябрьскую революцию. А ты — нет.

— Революцию... — не стал конкретизировать судья — государство построено на обожествлении революции, ей вы молитесь так, как другие люди молятся Аллаху. Отчего же вы забыли, как происходят революции? Как надо делать революцию. Когда люди верят в Аллаха — они читают Коран и хадисы. А вы во что верите?

Алиев долго молчал. Они остановились в самом конце аллеи, вдалеке — маячила охрана

— Иногда я думаю о том, во что веришь ты, Ахмад — сказал Алиев — и как ты живешь. Как ты смог дожить в СССР до таких лет. Ведь это наверно тяжело — жить там, где все чужое.

— Откровенность за откровенность. В той стране, где родились ты и я — революции молятся семьдесят лет. А Аллаху молились — больше семисот. Так кто из нас жил там, где все ему чужое? Ты или я?