Александр Афанасьев - Ближний круг, ч. 2

Вдобавок ко всему — встал вопрос о дальнейшей системе контактов Николая и КГБ. И у той и у другой стороны — накопились вопросы.

Частично решить их — удалось во время встречи у ГВС, куда Николай не мог не явиться как советский офицер и военный советник. Вместо совещания — ему показали кабинет, где его ждал Бахметьев. Когда он встал из-за стола — Николай заметил, как он сцепил зубы.

— Сильно?

— Нормально, молодой — Бахметьев ответил так, как было принято отвечать в спецназе — как ты по крыше начал валять, я сразу понял, что дрянь дело. Сиганул... ногой на камень.

...

— Хорошо, что вам вообще удалось уйти.

— Нормально — сказал Бахметьев — где наша не пропадала...

...

— Претензий к тебе нет. Твоя задача была выполнена, это мои... облажались. С них уже не спросишь.

— Как дальше?

— Дальше? А знаешь, как говорится — жираф большой...

Бахметьев — достал фляжку, глотнул сам, выдохнул.

— Давай.

Во фляжке — был чистый спирт, дурно пахнущий резиной

— Самолетовка [50] В системе охлаждения сверхзвукового перехватчика Миг-25 используется спирт. А у Ирака Миг-25 было достаточно, он был одним из крупнейшим их заказчиком ?

— Она...

Сразу — обожгло горло, перехватило дыхание. Вспомнилось, как они пили спирт в Афгане... Шило тогда еще был жив. Он и достал спирт в госпитале за трофейный душманский пистолет — и они пили, закусывая осточертевшей перловой кашей, потому что никакой другой в Советской армии не подавали.

— Занюхай...

Здесь — вместо закусона была конфета, местная, из патоки, меда и муки.

— Короче... — Бахметьев говорил как бы в нос, как обычно и говорят после спирта — решать тебе. Если чувствуешь, что пятки жжет — можешь, прямо сейчас остаться здесь, в аппарате — завтра самолет уходит, вывезем. Если можешь работать — работай. Я тебя прикрою. После Тикрита — мне все равно... конец.

Николай прикинул. Потом — неожиданно даже для себя сказал с тем самым куражом, с каким они уходили на караваны в Афганистане.

— Работаем...

Пока советские спецы в Багдаде пытались понять, что происходит — в Вашингтоне лихорадочно шла перестройка всей разведывательной и военной структуре ориентированной на регион с тем, чтобы приспособиться к новым реалиям.

И перестройка шла быстро. Очень быстро.

Если брать противостояние американской и советской разведки — советская выигрывала намного чаще. Например, если СССР регулярно удавалось внедрить своих людей в США на нелегальное положение, если у СССР было целое управление, занимающееся нелегальной разведкой — то США ни разу за все время Холодной войны не удавалось внедрить американца на нелегальное положение в СССР [51] Но это уравновешивалось тем, что американцы на голову, даже не на голову, а на порядок превосходили нас в качестве обработки информации. Если в ЦРУ существовало два равноправных заместителя директора, заместитель директора по разведке и заместитель директора по аналитике — то в КГБ аналитическое управление было создано в... 1990 году! То есть, получается, что до этого систематическим анализом получаемой информации никто не занимался — все подшивали в папки и реагировали, только когда начинало искрить — доставали папку и смотрели. В середине семидесятых — группа работников КГБ предложила создать на базе Академии КГБ центр по анализу несекретной информации. Вопрос был в следующем: каждое министерство и ведомство в СССР выписывало для себя большое количество иностранной периодики, часто одно и то же — за валюту. Большей частью — приходящую периодику никто не читал, вся она расходилась по рукам. Сотрудники КГБ предложили прекратить тратить валюту — а создать единый центр систематизации, выписывать на него все, что может требоваться, вести каталоги и составлять тематические обзоры для рассылки на места. По словам участника совещания по этому вопросу, Андропов как то пожал плечами, как будто ему было холодно, и сказал — нет, ничего не получится. . Агентов — да, вербовали. Но внедрить американца — даже не пытались, это считалось невозможным. Советские люди — готовы были жертвовать собой, своей личностью, годами своей жизни ради работы «на холоде», под чужими именами и фамилиями. Некоторые — так и умирали в США, не будучи раскрытыми.

А американцы — тоже умели жертвовать. Только не своими людьми — а чужими. Если в советской разведке еще оставалась какая-то... порядочность, что ли, какие-то идеалы — своих не сдавать, своим — помогать — то американцы в этом смысле были совершенно беспринципны. Если речь шла не об американце, они готовы были пожертвовать любым...

Заместитель директора Штольц отлично понимал, что когда он начинал всю операцию по ликвидации Саддама — он был «в мейнстриме» то есть делал то, что было негласно одобрено Белым Домом. Конечно, после Иран-Контрас желающих делать для Белого дома нечто неофициально одобренное было немного — кому же хочется попасть в мясорубку запущенной на Капитолийском холме машины расправы — но Ричард Штольц был из числа тех старых добрых парней, которые думают сначала о стране, а потом уже о месте на бюрократической пирамиде. Поэтому он взялся за дело, но как только сверху подули другие ветры — начал перестраиваться. Надо было избавляться от мешающих частей и как можно быстрее.

Связаться с Саудовской Аравией по закрытой линии из ЦРУ было слишком опасно — но он нашел другой способ. Хотя если контрразведка узнала бы об этом — встал бы вопрос о выходе на пенсию. Вечером — Штольц поехал в офис одной из лоббистских компаний, которая обслуживала интересы таких грандов, как Бектал и правительство Саудовской Аравии. Денег у них было столько, что они поставили собственную систему закрытой связи, защищенную израильскими... а какими же еще, если не израильскими — специалистами.

Дьюи Кларидж оказался в офисе, и трубку взял сразу

— Новости слышал? — без предисловий спросил Штольц

— Нет — ответил Кларидж, хотя наверняка он врал.

— У нас принята новая политическая парадигма в отношении Ирака.

— Да? А шейхи согласны с этим?!

— Да, черт побери — зло сказал Штольц в трубку — еще как согласны. Поэтому, зачисти концы. Никаких дел, понятно?

— Сэр, со всем уважением, на мой взгляд, вы ошибаетесь, причем дважды...

— Меня не интересует это, черт побери! — Штольц чувствовал, что он на грани и потому в выражениях не стеснялся.

-... первая ваша ошибка — если вы думаете, что местные согласны, сэр. Они совсем не такие как мы, и слова у них значат совсем не то, что они значат у нас. Если они сказали, что они согласны, это может значить, что они согласны — но, скорее всего, это значит, что они не согласны и хотят получить немного времени для маневра. Вторая ошибка — если вы думаете, что Саддам искренен. Он никогда не бывает искренен, ни с кем. Он может приглашать нас и быть искренним ровно в тот самый момент — но в следующий момент он может всадить нам нож в спину, и тоже будет искренним. Это человек, ложь которого не выявит ни один детектор лжи. Потому что он сам не считает это ложью, для него это инструмент и способ выживания.