Василий Звягинцев - Вихри Валгаллы

Толкнул в проем окруженного фиолетовой рамкой экрана.

– Держи!

Чуть было не шагнул следом и в последний момент вспомнил еще одно. Снова вернулся в коридор и отпер замок каюты Дайяны.

Когда межпространственный тоннель схлопнулся, отделив теперь уж, наверное, навсегда Землю от Валгаллы, и Сашка, не выбирая выражений, матерился, сообщая, что он думает по поводу всяких там альтруистов, Новиков, доставая дрожащими пальцами сигарету из пачки, смог ответить только:

– Но как же… Там переборки стальные почти десять миллиметров и инструментов в каюте никаких… Собаку и то на тонущем корабле не бросают…

– Ну Иисусик прямо! Без тебя бы там разобрались… – дернул щекой Шульгин, однако видно было, что побуждения друга он понял.

Зато Сильвия, потирая ушибленные части тела, прошипела зло:

– Так то же собаку. А эта вообще к живым существам мало отношения имеет. Она бы тебя не пожалела, дай ей волю…

Потом Шульгин рассказал, как Антон появился здесь час или полтора назад, какой-то растрепанный и страшно нервный, он его таким не видел даже во время эвакуации Замка, сообщил, что очередной раз ставит на кон свою карьеру, если не голову, что сумел каким-то образом деформировать предписанную реальность и пробить пространство-время в физическом смысле, а это отчего-то запрещено законами то ли природы, то ли самой Гиперсети.

– Если сделал, значит, не совсем запрещено, – глубокомысленно ответил Новиков, сознавая, что переживает сейчас, пожалуй, так редко выпадающий в жизни момент абсолютного счастья.

А Сильвия ничего не сказала. Глядя на нее, Андрей не мог понять, довольна ли она таким разрешением ситуации или предпочла бы остаться на Валгалле? Но спрашивать об этом сейчас не стал.

Сашка продолжал рассказывать:

– Без всякой аппаратуры, хотя, может быть, она и была, только не здесь, Антон начал настраивать режим перехода. И все время попадал не туда. Бормотал что-то по-русски и по-своему, дергался, только что не озирался испуганно… Со стороны это выглядело, будто взломщик сейф открывает и все время ждет, когда сигнализация сработает. Или даже больше походило, как минер фугас с часовым механизмом обезвреживает, не зная, на сколько взрыватель поставлен. Наконец у него получилось. Сначала он на Дом наш настроился, мне аж тоскливо стало, как он теперь жалко выглядит… Убедились, что тебя там нет, тогда уже на катер перенастроились. Антон вздохнул облегченно, даже пот со лба вытер и говорит: «Ну все, удалось, значит». Ему теперь надо исчезать, а я и сам справлюсь. Канал откроется, я тебя забираю, и на том все. Я спрашиваю: «А вдруг не откроется?» – «За это не бойся, – отвечает, – но уже в последний раз. Все свои лимиты вы исчерпали. Теперь лучше всего забудьте про Держателей, аггров, форзейлей и прочие тайны Вселенной. Послушались бы меня тогда, всем лучше было бы. А сейчас… Может быть, но не уверен, кто-нибудь еще сам на вас выйдет, тогда уж как знаете, так и выкручивайтесь. А на меня не рассчитывайте. Точка. Считайте, меня больше нет».

Сказал он это – и исчез. Точно как с парохода в прошлый раз. Я и не заметил, как он растворялся. Бжик – и все. Тем более что в тот же момент экранная картинка в проход превратилась. Смотрю – ты сидишь, печалуешься, словно Меньшиков в Березове…

Андрей задумчиво молчал. Через некоторое время, словно отвечая своим мыслям, наконец заговорил:

– Так, наверное, даже и лучше. Да только не верится. Не оставят они нас в покое. Правда, если предположить, что они там друг с другом за нашей спиной договорились и решили объявить Землю демилитаризованной зоной да еще и карантин ввели… Я об этом с Антоном рассуждал, кстати. Оставьте нас в покое лет на пятьдесят, а там делайте что хотите.

– Я то же самое по сути говорил. Глядишь, они и снизошли. Да хватит нам про это. Вернулись – и ладно. Давай лучше встречу отметим.

– Давай. – Новиков попытался вспомнить, когда он ел последний раз. Выходило, что больше суток назад. А по нынешнему времени?

– Слушай, сегодня какое число? – спросил он Сашку, помогая ему накрывать стол на кухне.

– Двадцатое ноября…

– Так это что, больше двух недель прошло?

– Выходит, так. А по твоему счету?

Андрей задумался, только что пальцы не загибал, считая:

– Ну, если от момента, как у Сильвии ужинали, – четвертый день…

– Вот. А ты говоришь – павлины… Тут за твое отсутствие столько всего случилось. Давай по первой и мадаму нашу зови, она там не утонула в ванне? Я тебе сейчас порассказываю…

Новиков поднялся по трапу на палубу броненосца «Иоанн Златоуст», грязную, заваленную ржавыми металлическими деталями, бухтами тросов, всяким сопутстствующим ремонтно-строительным работам мусором. Сотни людей, и в матросской форме, и в штатской рабочей одежде, беспорядочно на непосвященный глаз перемещались по палубам и надстройкам, занятые, однако, каждый своим определенным делом. Густо висел сопровождающий всякую осмысленную деятельность русского человека флотский мат.

О появлении Андрея на корабле никто не был предупрежден, и никто его не встречал подобающим его чину и положению образом.

Он долго искал Ирину, лавируя между башен, труб и кильблоков, пока наконец нашел ее на шканцах, только что поднявшуюся по трапу из внутренних помещений броненосца. В синем офицерском кителе с серебряными однопросветными погонами без звездочек, что означало в царском флоте чин старшего помощника судостроителя (Воронцов и тут оставался верен себе: на подчиненных ему кораблях каждый должен был соответствовать уставу и своему служебному положению), в кокетливо заломленном берете, хоть и с испачканным ржавчиной и машинным маслом лицом, она все равно была поразительно красива. Только ее сотрудники – заводские мастера и матросы машинной команды, – похоже, этого не замечали, вполне свободно с ней спорили, что-то доказывали, размахивая руками и тыча пальцами в замусоленные листы чертежей. И она разговаривала с ними в подходящей тональности, хотя и без выражений, усиливающих усвояемость инструкций и распоряжений.

Но вдруг увидела Андрея, потеряла на секунду дар речи и кураж, потом кинулась к нему, чуть не споткнувшись о груду спутанных тросов, и повисла у него на шее. Моряки молча отворачивались из врожденной деликатности.

– Чем это ты теперь занимаешься? – спросил он после того, как они отошли к борту, укрылись от посторонних глаз за раструбом трюмного вентилятора и обменялись всеми положенными в данной ситуации словами и поцелуями.