Василий Звягинцев - Вихри Валгаллы

– Я на врача в свое время учился, медицине такие явления известны. Конфабуляция называется, ложные воспоминания то есть. Нормальный сон, только наяву… Ничего страшного, Павел Васильевич, выспаться хорошенько – всего и делов. Ну, валерьяночки еще прописать можно…

– Благодарствуйте, я лучше водочки…

Снова замолчали, вслушиваясь в хруст сотен сапог по свежему снегу и побрякивание плохо пригнанного снаряжения идущих за ними бойцов. Шульгин подумал, что продолжаются странности изломанного и перекрученного времени. Наверняка Кирсанов получил сигнал из своего непрожитого будущего. Короткое замыкание слишком близко сдвинутых реальностей. Подобное, по словам Берестина, он наблюдал при общении с генералом Рычаговым, который тоже вспомнил свою смерть в бериевских застенках. Куда они сейчас идут. И звали генерал-лейтенанта Павлом, как Кирсанова… Может быть, сама Лубянка виновата в подобном эффекте? Невероятная концентрация предсмертных человеческих эмоций деформирует информационное поле Вселенной?

Большой Дом на Лубянской площади сиял освещенными окнами, несравнимо, конечно, с тем, как будут они гореть через полсотни лет, но весьма ярко на фоне окружающей ночной и снежной мглы.

Автомобили огневой поддержки с пулеметами «ДШК» на турелях по плану должны были занять позиции на Кузнецком Мосту, Мясницкой, возле Политехнического музея, у проезда Китайгородской башни.

С точки зрения Шульгина, если нынешние деятели ВЧК – ГПУ затевали серьезный мятеж, то действовали они крайне бездарно. Вправду они дураки или не мятеж здесь происходит, а нечто совсем другое? Но это неважно. У него сейчас свои цели, и он их должен достичь. Не взирая…

По Лубянскому проезду поднялись в открытую, не таясь, колонной по четыре, по самой середине мостовой.

Перед началом операции Левашов распечатал на принтере десяток экземпляров подробной схемы всех этажей здания страхового общества «Россия», а Агранов, удивившись предусмотрительности своих бывших врагов, обозначил на ней расположение кабинетов руководства, постов охраны, действующие и заколоченные внутренние лестницы и переходы.

В подворотне двухэтажного дома напротив бокового входа в здание ВЧК (здесь когда-то, до того, как дом снесли, в семидесятом, кажется, году, Сашка с подружкой пережидал внезапно хлынувший июльский ливень) их уже ждал Агранов.

– Готово, – нервно затягиваясь папиросой, сказал он. По плану его рота оцепляла подходы к площади с севера, а шульгинская – с юга. Сотня заблаговременно отобранных и проинструктированных красноармейцев, которым предстояло занять дом, получила задание блокировать вестибюли, лестницы, лифты, разоружить охрану, в случае необходимости перекрывать огнем бесконечные коридоры и конвоировать задержанных.

Еще пятьдесят человек под руководством Кирсанова сразу поднимались на седьмой этаж и начинали прочесывать здание сверху вниз.

Самому Агранову, Шульгину и двум группам рейнджеров, которыми командовали Басманов и его заместитель подполковник Мальцев, предстояло главное – арестовать всю коллегию ВЧК, изъять из сейфов документацию, пользуясь психологическим шоком, немедленно начать допросы по заранее разработанной схеме. Всех одновременно.

Час назад комиссар Аболиньш по телефону доложил лично Ягоде, что захват «белогвардейского гнезда» прошел успешно, почти без потерь, арестованы очень интересные люди, в том числе какая-то странная дамочка, взяты многочисленные документы и склад оружия. Дезинформация была убедительна именно потому, что войсковой чекист не знал и не мог знать, какого рода объект ему поручен и что за люди в нем должны были оказаться.

Ягода, не скрывая радости, приказал немедленно доставить к нему задержанных.

Десятью минутами позже Агранов позвонил Трилиссеру, стараясь, чтобы его голос звучал взволнованно. Оставил без внимания как несущественный вопрос, отчего он не явился на доклад к «Леве», и сообщил, что недавно увидел проезжавшего в открытом автомобиле по Арбату того самого «полковника», организовал преследование, установил дом и подъезд, в который он вошел.

– Вызываю своих людей, постараюсь накрыть всю их явку…

Трилиссер обрадовался, но велел не спешить, обеспечить надежное наблюдение, а самому сначала заехать в контору, чтобы обсудить дальнейшие действия.

Поэтому все главные персонажи должны сейчас быть на месте. Огневого противодействия Шульгин в Доме встретить не опасался. Помнил, как в одиночку разделался с пятью чекистами, пришедшими его арестовывать в одном из вариантов предложенных ему Сильвией реальностей, да и история свидетельствовала, что ни один из тысяч ежовских сотрудников не оказал сопротивления, когда после воцарения Берии их сажали и расстреливали целыми отделами и управлениями.

Даже из-за границы приезжали по вызову на расправу. Орлов не явился только, Кривицкий, ну, может, еще двое-трое…

Так и получилось. В двери вошли вдвоем, Агранов и Шульгин. Сашка быстро охватил взглядом вестибюль с высоченным потолком, загородку дежурного справа от входа, длинный пустой коридор. Метрах в двадцати впереди, перед боковой лестницей, стоял часовой с винтовкой.

Совсем не похоже на боевой штаб восстания, не то что Смольный в семнадцатом.

По-свойски Агранов облокотился о барьер, потянулся к телефону, спросил дежурного, на месте ли Трилиссер. Тот едва успел кивнуть, как Сашка легко, не поворачивая даже головы, ткнул его выпрямленными пальцами в подключичную ямку. Дежурный, не охнув, обмяк на стуле, стал заваливаться на бок.

Бросать ножи Шульгин не любил – пошло и кроваво. Любимым метательным средством у него были шарики от подшипника, которыми он умел заколачивать в стены гвозди-сотки, но сейчас он ими не запасся, пришлось обойтись мраморной чернильницей. Постовой упал, ничего не поняв, уронил глухо лязгнувшую винтовку.

Движением руки Шульгин велел остановиться начавшим протискиваться в приоткрытую дверь рейнджерам, пока Агранов переговорит по телефону.

Тот назвал телефонистке внутренний номер Трилиссера.

– Михаил, я уже здесь. Да, успешно. Сейчас поднимаюсь, зови остальных… Ах, собрались? Отлично. У меня такие новости…

Опустил трубку на рычаг.

– Вперед! – дал отмашку Шульгин своим офицерам.

В приемной Трилиссера Шульгин поставил двух десантников с сакраментальным приказом: «Всех впускать, никого не выпускать». И только потом сообразил, что, раз этажи уже заняты, возможность появления здесь кого-нибудь, кроме тех, кто успел прийти раньше, исключается.

Агранов открыл трехметровую дверь размашистым движением своего здесь человека. У стола сидели лишь трое – сам хозяин кабинета, Артузов и третий, незнакомый ему человек. А он надеялся, что соберутся все посвященные в заговор. Надо было специально этого потребовать.