Алекс Клемешье - Клинки кардинала

– Да, монсеньор. В половине первого ночи, когда королева готовилась ко сну в своей спальне, а несколько придворных дам помогали ей с вечерним туалетом, ее величеству внезапно передали платок, посланный кастеляншей.

– Так-так! Прекрасно! Дальше?

– Королева разволновалась и как будто бы побледнела от испуга. Изменившимся голосом она произнесла: «Подождите меня десять минут, я скоро вернусь», затем вышла в комнатку, примыкающую к спальне.

– В эту комнатку, если не ошибаюсь, с другой стороны также ведет дверь из комнаты кастелянши?

– Все верно, монсеньор.

– Бэкингем подкупает прислугу, – сделал вывод Ришелье. – Замечательно! Долго ли отсутствовала королева?

– Ее величество вернулись даже меньше, чем через десять минут.

– Ага! Значит, герцог пока не добился желаемого результата, и из спальни королева выходила лишь для того, чтобы поскорее отправить его восвояси, пока никто, кроме кастелянши, не обнаружил его присутствия в столь опасной близости от ее алькова. Видите, Бреку? Действует! – Эти слова кардинал произнес с таким торжеством, словно он лично составлял приворотное зелье, одурманившее герцога. – Ступайте, Рошфор, и не забывайте следить за Бэкингемом. Я знаю, что вы не спите третью ночь кряду. Завтра вечером герцог покинет Париж вместе с остальными послами и уже перестанет быть вашей заботой, но пока – потерпите. Ему удалось один раз улизнуть от слежки, значит, он попытается сделать это снова. Всего одна ночь, Рошфор! Вы слышите?

– Слушаюсь, ваше высокопреосвященство.

Шпион поспешно вышел.

Ришелье удовлетворенно потер ладони:

– Так-так, Бреку! Интрига закручивается! Бэкингем уже без ума, но, на наше счастье, не успел прошлой ночью вкусить вожделенный плод. Вряд ли он отважится пойти на риск сегодня – вероятнее всего, королева вчера просила его повременить до тех пор, пока обстоятельства не будут на их стороне. А это значит, что вам, мой друг, придется держаться совсем рядом с одним из них всю дорогу до Булони. Слышите? Всю! Ни на минуту, ни на одно мгновение не выпускайте из виду хотя бы одного из них. Но если вы увидите, что кто-то или что-то мешает им встретиться наедине, – незамедлительно устраните препятствие. Свидание должно состояться! И едва только они встретятся и окажутся в… пикантной ситуации – бейте тревогу, зовите всех, до кого докричитесь!

…Черные свечи, скомканные простыни, обнаженное тело в полумаске, шипение крови в венах и артериях. Самка. Корм. Все вращается…

Барон не спешил выказывать свою готовность – он обдумывал слова кардинала.

– Пусть ваше высокопреосвященство простит мне мое скудоумие и недогадливость, но я и в самом деле не понимаю, что от меня требуется. Вы пожелали, чтобы Бэкингем воспылал неземной страстью и захотел увидеться с королевой наедине. Осмелюсь заметить, что он уже влюблен и уже горит мечтой. Теперь вы желаете, чтобы их свидание состоялось – любыми способами я должен обеспечить это свидание в дороге. Я обеспечу. Но для чего мне бить тревогу, монсеньор, если мы с вами сами и подстраиваем эту встречу?!

– Сын мой, вы и в самом деле не понимаете? – рассердившись, резко спросил Ришелье. – Или вам необходимо, чтобы я произнес слова, которые обезопасят вас, зато мою шею подставят под топор?

Де Бреку подумалось, что этот взгляд заставляет ежиться даже вампира. Однако сейчас он с достоинством выдержал взгляд кардинала Франции. Более того – он даже посмел ответить Ришелье:

– Обезопасят меня? Увы, монсеньор, здесь вы ошибаетесь. Если вас ждет топор, то меня после всего содеянного – пламя костра. Если мне суждено по вашему указанию погибнуть так, как погиб последний тамплиер, я покорно приму свою судьбу. Однако, идя на смертельный риск, я бы хотел знать, ради какой цели я на него иду.

– И если эта цель вас не устроит, вы откажетесь от выполнения моего приказа?! – взвился кардинал.

– О нет, монсеньор! – спокойно ответил барон. – Я уже имел честь сказать вам, что с достоинством приму все, что уготовила мне судьба. Но позвольте мне ощутить радость понимания! Ведь тогда я буду знать, за что отдаю свою жизнь.

Ришелье в задумчивости прошелся по кабинету, затем обернулся к барону:

– Нет, Бреку, не позволю. Во всяком случае, не сейчас. Сейчас от вас требуется лишь буквальное исполнение моих поручений. Слепое повиновение. Право думать, принимать решения и радоваться, как вы изволили выразиться, пониманию происходящего я оставляю себе. Вы и сами в состоянии догадаться, для чего я все это затеял. Но догадка – не доказательство. Справитесь с моим поручением – вам многое станет ясно и без моих подсказок. Не справитесь – значит, я не зря сейчас обхожу вниманием главную цель предприятия. Единственное, что вам требуется помнить: все, что я делаю, – я делаю ради короля и Франции. Все, ступайте.

Жест, которым первый министр сопроводил свои последние слова, был нарочито небрежен – так человек отмахивается от назойливой мухи, оставившей досадные черные точки на чужом колете. Любому другому такого жеста было бы достаточно, чтобы, едва покинув кабинет, без чувств свалиться в приемной. Однако де Бреку был рассержен. И уж точно не напуган. Он понимал, что без него кардиналу не справиться. «Слепое повиновение»! Как же! Разумеется, он выполнит все, что от него требует этот несносный гений. Но постарается не быть ни слепым, ни глухим.

– Ваше превосходительство, – сказал я, – да позволено мне будет заметить, что чем больше опасность, тем больше и слава, и мне придется только пожалеть, что я вызвался добровольцем, если окажется, что никакого риска нет.

Вечерний выезд принцессы, сопровождаемой братом, послами и королевским эскортом, был обусловлен тем, что первый отрезок длинного многодневного пути выглядел совсем небольшим. Не проехав и пяти лье, остановились в Стене, чтобы там же и заночевать.

По протоколу, кортежи двух королев должны были примкнуть к сопровождающим гораздо позднее, в Монтдидье, и потому де Бреку нечего было опасаться, что встреча Бэкингема и Анны произойдет ближайшей ночью. Не имея никаких других распоряжений Ришелье, барон позволил своему отряду отдохнуть в придорожном трактире на окраине Стена.

Прознав о том, где проследует и остановится кортеж, городок наводнили девицы, избегавшие близкого общения с мадлонетками [18]. Съехавшиеся из окрестностей и рассредоточившиеся по тавернам и постоялым дворам, они лелеяли мечту соблазнить кого-нибудь из столичных дворян – уж если не придворного, так хотя бы мушкетера из королевской свиты. По этой причине в трактире было шумно и людно, вино лилось в кружки, шипело на углях мясо, тут и там хохотали, спорили, взвизгивали, кидали кости и распевали песни. Лёлю и Малыш быстро влились в одну из компаний и теперь от всей души горланили вильянеллу [19]: