Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант

Судя по радиограммам из Москвы и Севастополя, подготовка танковой бригады и конвоя затягивалась и затягивалась, в полном соответствии с теорией «трения» Клаузевица, если даже исключить прямой саботаж, чего исключать было нельзя.

К исходу первой недели Шульгиным овладело чувство, близкое к отчаянию. Как бывает на экзамене – время неумолимо убегает, а ты тупо смотришь на чистый лист бумаги, грызешь ручку, ощущая в голове гулкую пустоту и понимая, что спасения нет.

Ввязался, на свою голову! Войны решил в одиночку выигрывать! Прав был «писатель»: его элементарным образом подставили, жертвуя фигуру, чтобы на другом конце доски приобрести качество. Внушили, что он – сможет, а на самом деле просто убрали из Москвы, без пошлых приемов эпохи «плаща и кинжала». Разыграли классическую «вилку» – в итоге Лихарев и косвенно Сталин получили свободу рук в столице и стране, а в результате катастрофического провала Шестакова здесь республика падет еще быстрее, со всеми вытекающими.

Гениально, ничего не скажешь! Все хитроумные планы Антона летят к черту! Никакой новой геополитической конфигурации не получится, все случится с точностью до наоборот. Кто в таком случае выигрывает?

Самое главное, преодолевая сопротивление, наружу из глубин подсознания со все большим напором карабкался Шестаков со всеми своими комплексами сталинского чиновника. Его обуревал страх поражения и неминуемой расплаты, которая ждет по возвращении в Москву. Страх и тоска за семью, заброшенную неизвестно куда, глубокая депрессия, вызванная потерей собственной личности. Все это так или иначе прорывалось в психику Шульгина, будто первые приступы овладевающей им шизофрении, а также маниакально-депрессивного психоза.

Он отодвинул бумаги, с опаской и ненавистью покосился на стол с десятком разностильных телефонов, от деревянного, инкрустированного пластинками слоновой кости, до полевого «Эриксона» в кожаном футляре. Любой мог зазвонить, сообщая об очередной пакости. Хороших вестей он не ждал. Ниоткуда.

Вышел на балкон глотнуть холодного морского ветра, и почти сразу его вдруг накрыла новая черная волна удушающей депрессии. Намного более сильная, чем все, что ему приходилось переносить прежде. Был бы он сам по себе, наверняка добрался до своей походной аптечки, проглотил нужную дозу специального препарата. А сейчас Шестаков не позволял двинуть ни рукой, ни ногой. В буквальном смысле – вздохнуть невозможно – горло словно удавкой перехватило, воздух с сипением и всхлипами проталкивается через бронхи, и будто при сильном приступе стенокардии – вспышка страха перед близкой смертью. Страха такого рода, что проще самому шагнуть в жадно ждущую темноту внизу, чем дальше его выносить…

«Инфразвук, – мелькнула последняя здравая мысль. – Очень похожая симптоматика… Ну уж хрен, не поддамся!» Вообразил себя чем-то вроде колонки мощного динамика, зрительно представил распространяющуюся во все стороны контрволну.

«Интерференция, мать вашу, интерференция!» – он будто бы генерировал сейчас колебания мирового эфира, способные в противофазе погасить, свести на полный ноль те, что были направлены на него.

И ведь получилось, как ни удивительно. Отпустило.

Сашка в ярости ударил кулаком по перилам балкона.

Его штабной номер располагался на пятом этаже отеля «Альфонс», остальные комнаты по обе стороны длинного коридора занимали сотрудники миссии, несмотря на поздний час продолжавшие работать по намеченным планам. Их, похоже, удар не коснулся, ни криков ужаса не донеслось из соседних окон, ни иных признаков нарушения заведенного в «департаменте» порядка. И слава богу! Логически все объяснимо – обычные люди не то что субъектами, объектами игры не являются. Они лишь фон, антураж и реквизит «представления».

«Нет, ну, паскуды! Разве мы так договаривались? Это уже не благородная игра, это – «ход конем по голове».

– Стоп, стоп, парень, – тут же сказал он сам себе вслух, дрожащими пальцами поднося огонь к очередной сигаре. С ними тут было хорошо, испанские товарищи снабдили несколькими коробками самых дорогих и ароматных. – Если все обстоит как раз наоборот? Мы не проигрываем, мы все делаем правильно, даже успешно, они это поняли раньше, чем я, вот и подсуетились. Наемного убийцу подсылать или бомбардировщик на отель направлять не захотели, решили вот так попробовать. Элементарная вещь. Главное – не поддаваться. Впервые, что ли?

Внезапный, парализующий волю удар из-за угла он отразил, хотя момент для него был выбран мастерски. Настроение и так было почти на нуле – объективные обстоятельства плюс заранее наведенная «адреналиновая тоска». Враг рассчитал, что он начнет метаться в поисках выхода из безвыходной ситуации, наделает непростительных ошибок, бросит все и сбежит, либо – голову в петлю или пулю в висок. Шульгин по своей прежней специальности великолепно знал, что подвести даже сильного человека к мысли о самоубийстве не слишком сложно. Как в классическом примере из психологии – достаточно везде развесить таблички «Выхода нет!».

А что, если со стороны противника это тоже акт отчаяния? Последняя попытка переломить ситуацию в свою пользу? Раз они не захотели ждать «естественного» развития событий, то, возможно, в ближайшее время должно случиться нечто, окончательное ломающее их планы?

Один вопрос – случиться «наяву» или…

Он поспешил к батарее телефонов, связался с Рокоссовским, с Овчаровым, состоящим при дипломатическом полпреде, с информаторами в аппарате премьер-министра и ЦК компартии.

Абсолютно никаких тревожащих или (вдруг!) обнадеживающих сведений. На фронтах затишье, в тылу нормально. (В пределах здешней нормы ) В любом случае ничего такого, что оправдывало бы силовую акцию в его адрес.

Значит, причина в самом Шульгине: он уже придумал и сделал или собирается сделать нечто такое, что даст ему решающее преимущество. Знать бы только: что же именно?

Снова всплыла фраза Шекли: «Только не политурьте!»

Значит, сполитурил?

А теперь что делать, если не знаешь ничего? Или знаешь, но не можешь вспомнить?

Что бы такое придумать, неожиданное, какой очередной гамбит или «дурацкий» снос на мизере?

С балкона открывался изумительный вид на ночной город, на россыпи огней. Днем можно любоваться панорамой порта и неспокойным зимним морем.

Это ведь Барселона подразумевалась в «Хищных вещах века»? Нынешняя мало похожа на прелестный «город дураков», но все равно забавно искать соответствия. Ивану Жилину комфорта досталось побольше, и задача у него, в сравнении с Сашкиной, была пустяковая. Подумаешь, «слег»! Было с чего напрягаться при их победившем коммунизме.