Александр Дурасов - Чужой для всех. Книга 3.

— Это приказ, полковник! — взбесился Шлинке. — Я не шучу! — смершевец стремительно достал пистолет и направил на Ольбрихта.

— Убери пистолет, Иоганн! Не делай глупостей.

Франц шагнул вперед.

— Назад! — рыкнул Шлинке и, дослав патрон в патронник, выстрелил.

В эту же секунду рядом зазвучала длинная автоматная очередь. Кто-то опустошал прицельно весь магазин. Свинцовые осы, вспарывая морозный воздух, шквалом обрушились на разведчиков. Возгласы раненых, шум осыпающегося стекла, ошеломили на мгновение командную группу. Все попадали.

Шлинке лежал на снегу, раскинув неестественно руки. Серо-зеленая фуражка с нацистским орлом валялась рядом. Франц стоял левее на коленях, согнув голову, зажимал ладонью плечо, сильно кровоточащее. Два легкораненых охранника с автоматами, забежав за стену СКП, залегли для боя.

Следопыт отреагировал молниеносно. Он вскинул винтовку, припав на колено, взглянул в прицел. В перекрестие увидел рыжую голову эсэсовца. Лицо грязное, измазанное кровью, глаза устремленные, злобные. Пальцы дрожат, пытаются лихорадочно вставить новый рожок.

— Вот, дьявол, ожил! — проворчал сибиряк. Плавный спуск, без сожаления. Пуля вошла в лоб.

Унтершарфюрера Кранке отбросило за бруствер окопа. По нему с опозданием заплясали очереди автоматчиков, взрыхляя и перемешивая багровый снег с землей.

Франц, постанывая, с трудом поднимался. Степан уже бежал к нему, подхватил. — Вы ранены, господин полковник. Вам нужна срочная перевязка. Пойдемте к самолету.

— Подожди, Степан. Мне надо к Шлинке.

Франц попытался оттолкнуть водителя, но тот цепко поддерживал шефа.

— Я вам помогу, вы ранены. Не сопротивляйтесь.

Шлинке лежал на снегу с широко раскрытыми глазами. Шинель и китель расстёгнуты. Рубашка серо-мышиного цвета на глазах пропитывалась кровью. Инга, всхлипывая, неумело закрывала рану перевязочным материалом, пыталась остановить кровь.

Кто-то крикнул: — Санитара, санитара. Где санитар?

Крик тонул в нарастающем реве двигателей «Конкорда». Оттуда уже махали руками, звали к самолету, пытаясь перекричать рев. Клебер с Гитлером стояли у трапа в окружении автоматчиков. Миша не знал, как поступить. Душа рвалась бежать на помощь, туда где Инга, Франц, Константин. Но ответственность за охрану немецкого фюрера сдерживала порывы.

Франц наклонился к Шлинке, дотронулся пальцами до шеи. Пульс практически не прощупывался.

— Иоганн, Иоганн, что вы хотели мне сказать? Вы получили подтверждение?

— Он не может говорить. Он умирает! — истерично выкрикнула Инга. — Господи, где же эти санитары! — девушка обернулась. Вокруг никого не было. Даже Миши. Куда все подевались? После появления зеленой ракеты все куда-то пропали, как будто растворились.

Инга пробовала сдерживать себя, не отчаиваться. Но слезы текли сами собой. Она чувствовала себя одинокой и брошенной. Почему-то вспомнилась мама, отец…

— Это не Гитлер… — вдруг прохрипел Шлинке на выдохе. Кровь забулькала в горле.

— Что! Что вы говорите, Иоганн?

— Это дво… ник… — губы дрогнули, расползаясь, застыли в холодной усмешке. Тоненькая струйка крови побежала по подбородку.

— Иоганн, Иоганн, — Франц затряс Шлинке за ворот шинели, не веря его словам. — Что ты сказал? Этого не может быть? Я же видел…

— Он мертв, господин полковник, — всхлипнула Инга, взглянув на Шлинке. В открытых глазах русского разведчика отражалось серо-голубое бельгийское небо, заволакиваемое набегающими густыми облаками. Взор тридцатипятилетнего офицера был умиротворенный, спокойный, застывший. Рука Инги непроизвольно потянулась к лицу командира, дотронулась до век. — Прощай, Константин.

Связистка медленно поднялась, выпрямилась. Отчаяние и горечь заполняли ее сердце, тяжесть утраты принуждала стоять, хотя надо было бежать к Михаилу, бежать от смерти. Слез уже не было. Инга заметно дрожала и справиться с дрожью не могла. — П-полковник! — наконец обратилась она к Ольбрихту стуча зубами, который что-то шептал себе под нос, как бы с кем мысленно разговаривая. — Я, я вам все расскажу, п-полковник, — девушка волновалась, отчего рижский акцент прорывался в словах. — К-командир не все рассказал, не успел. Я… я вам все расскажу…

Справившись с дрожью и волнением, она заговорила тверже. — Мы не дождались с центра подтверждения об отмене операции. Но получен сигнал от «Альфреда», — произнеся эту фразу, Инга смутилась и замолчала, вспомнив, что Ольбрихту неизвестен этот канал связи. Однако несколько секунд подумав, она глубоко вздохнула и вновь заговорила: — «Альфред» передал, что Гитлер в последний момент поменял маршрут и уехал машиной через Арденны. На самолет вместо себя он послал двойника. Вы слышите, полковник? Двойника! Оказывается, у вашего фюрера есть двойник и он…

— Вот оно что…? — Франц заскрежетал зубами, опустился на снег рядом с Шлинке. Силы и уверенность оставляли немецкого разведчика. Значит Раттенхубер знал о подмене… Потому и дал согласие на пропуск русского штрафбата. Знал и погубил себя, промелькнула зловещая мысль. Дьявол!

— Шайзе! Шайзе! Шайзе! — вырвалось громогласное ругательство из груди Франца. Он ударил кулаком по заледенелой земле, сдирая кожу перчатки. — Проклятие, меня обвели. Но я же знал о его существовании, почему не предвидел такой вариант? Шайзе!

— Господин полковник… Франц, — пальцы Инги коснулись плеча. — Вы ранены, вы теряете кровь и силы. Вас надо срочно перевязать.

— Отстань, — огрызнулся Ольбрихт. Кровь из раны стекала по рукаву на снег. Франц не чувствовал боли в руке. Боль была в сердце. Он проиграл схватку с фюрером.

— Господин полковник! Взлетаем! Быстрее, — доносились вновь нервно - возбужденные крики со стороны «Кондора». — Теряем время.

Ольбрихт с трудом поднялся с земли. Его тут же подхватил Степан. Они медленно двинулись к «Кондору». Увидев Следопыта, Франц с болью выдохнул: — Сержант, несите Шлинке в самолет… Пусть в России отдадут последние почести герою. Мы улетаем…

В самолет Франца занесли на руках. Сам он двигаться не мог, обессилел от кровопотери. Сильные руки бортехника помогли подняться и Инге. Девушка была на грани нервного срыва. Зайдя по трапу, она тут же опустилась на пол.

Следопыт замыкал группу, грузно ступая по приставной лестнице. На руках богатырь нес командира. Поднявшись в самолет, обвёл всех мрачным взглядом, уложил Константина рядом с Ингой, прогремел механику: — Задраивай люк, командир, теперь можно лететь.

«Кондор», вырулив на взлетную полосу, остановился. Выйдя на максимальные обороты четырех двигателей, побежал тяжело и мощно. Замелькали развороченные объекты аэродрома. Впереди в небе уже набирали высоту два «мессершмитта». Сзади выруливали еще три самолета, управляемые русскими асами.