Андрей Валентинов - Аргентина: роман-эпопея: Кн. 3. Кейдж

* * *

— Добрый день, мсье!

Ответа пришлось ожидать долго. Наконец сидевший в кресле еле заметно шевельнул белыми губами.

— Что вам нужно?

По-французски, но с твердым северным акцентом. На какой-то миг Кейджу показалось, что он попал в самый центр диорамы в Музее восковых фигур, что на Манхэттене. Холщовый задник — серая озерная гладь, за ней неряшливая куча серых глыб (какой там еще замок!), а на переднем плане, к зрителям ближе — недвижный манекен в кресле у самой воды. Строгий черный костюм, темные очки, берет, клетчатый шотландский плед на коленях. Голову слепили наскоро, вместо ровной кожи что-то бугристое, в красных пятнах.

Удочка...

Из кресла донесся негромкий скрипучий смех.

— Может, хотели поинтересоваться моим здоровьем? Некоторые с того и начинают, они читали Кретьена де Труа и решили, что эта фраза откроет им пути к Граалю. Другие спрашивают о привидениях, будто я их здесь развожу. Вы не из них? Тогда сходите ближе к вечеру к Аметистовой башне, там вас гарантировано съедят.

Кейдж понял не все, но отступать не собирался.

— Меня зовут Кристофер Грант, мсье Брока. В Авалане прозвали Кретьеном, прямо как вашего де Труа. Я репортер...

— ...«Мэгэзина», — изуродованное лицо дернулось. — Ваш журнал, юноша, редчайшая пошлость, как и почти все прочее в нашем нынешнем мире. Чего вы хотите? Интервью не даю, по развалинам можете лазить, сколько душе угодно, а в моем скромном жилище ничего интересного нет. Что еще?

Голос с северным акцентом был холоден, словно вода в зимнем омуте, но репортер Грант и не к такому привык.

— Сущие пустяки, мсье Брока. Меня интересуют две вещи. Первое: почему вы ловите рыбу без всякой наживки и даже без поплавка? И второе: чего так боятся в Авалане? Местные, я имею в виду. Мэр и отец Юрбен не боятся, но они приезжие, поселились здесь уже после войны.

Сидящий в кресле медленно повернул голову. Солнце отразилась от черных, словно ад, стекол.

— А вы не боитесь, юноша?

Кейдж на миг задумался.

— Боюсь — но совсем другого. Что с работы попросят, например. Хлебнул уже, знаю. Мама болела — за нее боялся... А все прочее — уже профессия. Хвалиться не стану, но — навидался. Меня здесь, извините, суккубом уже пугали. Был я возле башни и, как видите, жив.

Темные очки вновь отразили солнце. Рыболов положил удочку на подлокотник.

— Не спешите радоваться, мсье Грант. Господни жернова мелют медленно, а те, что не Господни — еще и с немалой выдумкой. На второй ваш вопрос, так и быть, отвечу... Пригласил бы присесть, да некуда.

— Спасибо! — Кейдж умостился прямо на берегу, среди редкой травы, и достал блокнот. Сидящий в кресле покосился без особой радости.

— Записывать собрались? Валяйте, юноша. Чтобы не прослыть невежей, представлюсь. Сейчас я — Огюст Брока, французский гражданин. Но вам уже наверняка доложили, что моя настоящая фамилия — фон Брок. Я — эльзасец. Когда нас оторвали от Фатерланда, решил не уезжать. В Германии таким, как я, калекам, пришлось очень плохо. Двоюродный брат, местный уроженец, завещал мне эти руины. Теперь живу здесь, и меня все дружно ненавидят...

Помолчал — и внезапно оскалился стальными коронками.

— Пусть!.. А теперь ваш вопрос, мсье Грант. Эти люди не боятся, а знают. Что именно? Вы слыхали, юноша, о Господнем милосердии? Так вот, его здешние аборигены лишены, причем по собственной вине. Проще говоря, Бог от них отступился. И теперь ничто не может защитить их от мести — за только что помянутую вину. Осознавать такое, согласитесь, страшно.

— Это правда? — осторожно поинтересовался Крис.

— Во всяком случае, они так считают. А правда или нет, можете узнать сами.

И рыболов вновь взял удочку.

9

Человек в зеленых нарукавниках слегка замешкался, сверяя строчки на конверте с тем, что написано в паспорте, затем поднял равнодушный взгляд.

— Распишитесь, майн герр!

Харальд Пейпер, стараясь не торопиться, вывел в нужной строфе тщательно заученную чужую роспись.

...Тридцать семь... тридцать восемь... тридцать девять... сорок...

Как только зашкалит за шестьдесят, можно начинать волноваться. А если прямо сейчас возьмут за локти, то и волноваться незачем. Подпольщики горят прежде всего на связи, он будет не первым и не тысячным.

— Прошу!

Скучный серый конверт, несколько печатей, исходящий номер. Обычная служебная рассылка, хоть и не слишком обычным способом. На месте этого, в нарукавниках, гауптштурмфюрер уже доложил бы начальству.

...Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят...

— Спасибо!

И — не забыть улыбнуться.

Паспорт настоящий, прежнему владельцу уже ненужный. Сын колдуна обзавелся им еще год назад. Может, и узнали, но едва ли очень удивились, у некоторых его сослуживцев уже собрались целые коллекции. Все равно риск, как и поход на Главный почтамт средь бела дня. В толпе даже пистолет не достанешь, а достанешь — не убежишь.

...Пятьдесят девять, шестьдесят один... Уже не страшно, если не стерегли возле окошек «До востребования», значит, слежки нет. И не должно быть, он, Пейпер, просто параноик, как уже сказано.

* * *

— Я два раза подавал прошение на въезд в СССР, — бледно улыбнулся Агроном, рассматривая очередной документ. — Хотел устроиться на какую-нибудь животноводческую ферму в Грузии или в Украине. Не пустили, и я очень расстроился. А сейчас думаю, что к лучшему. Стал бы фигурантом вашего, Харальд, «Треста».

«Вашего» не было оговоркой, и сын колдуна ответил серьезно.

— Очень вероятно, рейхсфюрер. «Тресту» нужны были контакты в Германии. В том-то и прелесть замысла! Под видом борьбы с эмиграцией создается структура для подготовки государственного переворота и последующего удержания власти. У них бы все получилось, если бы не смерть Дзержинского.

Агроном сбросил ненужную улыбку с лица.

— Я постараюсь прожить подольше.

* * *

Ингрид ждала там, где и велено: слева от главного входа, чуть в стороне. В руках — букет астр, шляпка (из чемодана, что побольше) чуть сдвинута на левое ухо, скромное серое пальто. Цветы — старый проверенный трюк, человек с букетом вызывает на порядок меньше подозрений. Стоит такая возле фонаря, мечтает о чем-то своем, а вокруг кружат первые желтые листья. Кто заподозрит?

Харальд прикоснулся рукой к шляпе, подавая сигнал. Все в порядке, светлоглазая! И побрел себе, стараясь не хромать, по Ораниенбургштрассе. Встретиться договорились у станции метро, где людей побольше. Всерьез учить Ингрид оперативной работе он не собирался, но пусть слегка прочувствует, камрад Вальтер Эйгер!

Да, подполье горит прежде всего на связи. И ничего с этим не поделать — в обычном случае. Бывают, однако, и необычные.

* * *

— Представьте себе, Ингрид, огромную контору, которая прямо-таки тонет в бумагах. Где-то в уголке сидит человечек и готовит рассылки — по пятидесяти адресам еженедельно. Адресов постепенно прибавляется, по одному, по два. Кто этим заинтересуется?