Андрей Валентинов - Аргентина: роман-эпопея. Кн. 2. Крабат

— Ну, почти, только без корабля. И не испытателем, а совсем наоборот... Даже не знал, что там так холодно! Но имей в виду, Герда, все это тебе...

Девочка даже не дослушала:

— ...Приснилось, я знаю. Вспомнила сказку про Снежную Королеву. Про то, как она помогла Каю подняться на темное облако, и они вместе полетели в ледяной город... Ты... Ты ей расскажешь?

— Королеве — обязательно! — улыбнулся Марек. — И тебе тоже, но чуть попозже. Когда Герда пройдет через ворота и попадет в зал, где стоит ледяной трон. Помнишь, как он называется?

Гертруда Веспер ответила без запинки:

— Зеркало Разума.

Потом сжала губы, нахмурилась.

— Я не потому не спала, что за тебя волновалась. То есть волновалась, но не потому. Не из-за ящерицы... Знаешь, Кай, балкон по-моему, лучше закрыть. Здесь тоже очень холодно.

***

— Мы сегодня ходили смотреть на «Антилопу». Пока ты там, Кай, разговаривал, я познакомилась с господином старшим мастером. На самом деле он не старший, не старый, и даже не мастер, но я спорить не стала. Он хорошо в автомобилях разбирается, картинки собирает, журналы. Ты разрешил мне после ужина сразу спать не ложиться, а еще немного погулять.

— И ты сходила в гости к господину старшему мастеру. Интересно, одобрила бы этот визит госпожа фон Ашберг-Лаутеншлагер?

— Ингрид не знала. Она тоже ушла в гости. К скалолазам, в палатку. А я — в Северный корпус. Господин старший мастер был там не один, а с госпожой супругой старшего мастера. Она, кстати, чай хорошо заваривает, травяной, вкусный очень. Так вот, господин...

— ...Старший мастер, который не старший и не мастер...

— ...Знает все машины в округе. Самые интересные — фотографирует. Вчера как раз новые снимки отпечатал.

— Я догадался, Герда. Хотя лучше бы мне ошибиться. «Альпийский гонщик»?

— Да, BMW 315/1, Roadster. Я и про черную машину узнавала. Mercedes-Benz 260 D, дизельный, его только начали выпускать. Таких в округе нет. А «гонщик» в Гринденвальде, это совсем рядом.

— То есть достаточно кому-то в отеле снять телефонную трубку, позвонить — и нашу «Антилопу Канну» перехватят, причем с гарантией. У «альпийского гонщика» и скорость выше, и проходимость. На железной дороге нас найти еще проще, пешком идти далеко, остается...

— ...Дядя Роберт и его «Ньюпор-Деляж-29». Но, Кай, мы не можем улететь без Королевы!

— Не можем, Герда. А Королева как назло сама улетела — в теплые края, чтобы заглянуть в черные котлы.

— «Котлами она называла кратеры огнедышащих гор — Везувия и Этны...» Зачем это ей нужно, Кай? Это же опасно, очень опасно!

8

Хинтерштойсер поэтом не был, стихи уважал, только если они песни и, в отличие от друга-приятеля Тони, сочинительским зудом не страдал. Однажды все-таки уговорили. Редактор местной газеты, дальний родственник, попросил написать заметку об очередной взятой «стенке» для воскресного выпуска. Андреас заправил авторучку, вырвал из тетради листок в косую линейку и сел к столу, упершись локтями в скатерть. Набросал, перечитал, одобрил, исправил, перебелил. Потом проглядел раз, уже чужими глазами. И снова одобрил. Неплохая вышла инструкция для начинающих скалолазов! И сколько чего брать, и как маршрут прокладывать, и насчет техники безопасности при пересечении бергшрунда. Все на месте, но не в газете же такое печатать!

— Горы — это так красиво! — говорили ему. Хинтерштойсер не спорил. Мир вообще красив. И родной Берхтесгаден, и Мюнхен с его дворцами и музеями, и замки безумного короля Людвига, и Адриатика, где довелось однажды побывать. Но у гор, прекрасных, безобразных — не важно, была особенность, тайна, вeдомая лишь альпинистам «категории шесть». Во всем подлунном мире люди — только часть пространства. В горах люди способны им управлять. Подобное не объяснишь на словах и не проверишь обычной логикой. Но это было и это есть. Андреас Хинтерштойсер не покорял вершины, он прогибал их под себя. Ради такого и в самом деле имело смысл рисковать.

Выше, выше, еще выше... Скала тонула в предрассветной дымке, двигаться приходилось на ощупь, но Хинтерштойсера это не слишком волновало. Со стороны он напоминал осеннюю муху, медленно, но упрямо ползущую вверх по оконному стеклу. Сам же Андреас видел и ощущал совсем иное. Вертикаль исчезла почти сразу, на первых же метрах, и теперь перед ним лежал неровный пологий склон. Двигаться по нему было сплошным удовольствием, и Хинтерштойсер с трудом сдерживался, чтобы не встать на ноги — перпендикуляром к каменной толще. Лишь иногда, на редких сложных участках, пространство вздыбливалось, и тело, переставая слушаться, начинало тянуть вниз нежданным тяжким грузом. Тут приходилось быть осторожным, переходя от одной зацепки-хапалы к другой. Но вертикаль быстро смирялась, теряя градус за градусом, и перед Хинтерштойсером вновь простирался не слишком трудный склон, большой неровный камень, повитый утренним туманом.

Самая легкая часть маршрута — до первых снегов. Здесь можно двигаться по одному, не связанными, враздробь. Курц где-то рядом, такая же муха на стекле, подминающая под себя гору.

...Пространство поддавалось легко, словно детский пластилин. Выше, выше, выше! Склон опрокидывался навзничь, тело теряло вес, хотелось вскочить — и бежать прямо к вершинному гребню, нарушая закон тяготения.

Нельзя, нельзя!.. А жаль!

— Эгей! Я на месте!..

Голос друга Тони прозвучал откуда-то спереди, из-за невысокого каменного балкона. То есть конечно же сверху и не откуда-то, а прямиком с площадки, где ждут рюкзаки. Обогнал!

Хинтерштойсер, слегка обидевшись, с упреком взглянул на склон. Тот послушно выровнялся.

Вперед!

***

— Ругаться буду, — решил Хинтерштойсер, поддевая носком ботинка ни в чем не повинный камешек. — Это уже свинство!

Курц взглянул грустно:

— Не надо, не поможет. Но ты прав — свинство.

Эйгер, старый Огр, в очередной раз проявил характер. Пусть и по мелочи, но все равно — неприятно. Знакомая площадка, крюк в стене, рюкзаки на привязи. Только их уже не два — полтора. Каменный обвал сработал не хуже гильотины, разрубив тот из них, что «Хинтерштойсер. Курц» пополам. Левая часть на месте, лохмотьями по ветру полощет, а правая же — неведомо где.

Поскольку его фамилия стояла первой, Андреас воспринял случившееся как персональное оскорбление. Ругаться все же не стал. Не лучшая примета, когда мочалишь. Осмотрелся на каменном пятачке, надеясь найти хоть что-нибудь из унесенного камнем. Да где там!

— Много пропало? — поинтересовался Курц, глядя куда-то в туман. Хинтерштойсер, вновь пнув попавший под ногу камешек, без особой охоты наклонился, отвязал огрызок рюкзака. Отволок в сторону, заглянул.

— Консервы остались. И спальник, целый совсем. «Кошек» нет, убежали...