Андрей Валентинов - Аргентина: роман-эпопея: Кн. 1. Квентин

— Вторая сигарета за неделю. И все из-за тебя, маленький Вальтер! Этими дурацкими книжками сейчас зачитываются разведчики всей Европы. И тут появляешься ты, однофамилец одного из героев. Это вроде герба на щите.

— Чтобы не спутали, — кивнул Строцци. — Типичная ловля на червячка. Уж, извините, мистер Перри, за еще одно сравнение из области зоологии.

Молодой человек уже в который раз проклял себя за то, что поленился перелистать томики в ярких обложках.

— Пусть так, — вздохнул он. — Теленок, червячок… А убивать зачем? Червяка, между прочим, на крючок цепляют.

Полковник на миг задумался.

— Боюсь, не поймете, мистер Перри. Но если совсем просто… Сейчас некие силы готовят большую войну, новую Мировую. Начаться она должна в Европе. У тех, кто выпускает эти книги, есть способ серьезно повлиять на ход событий.

Улыбнулся, кивнул на наручники.

— Поэтому Италия в моем лице предпочитает начать переговоры с вашими хозяевами. С нами говорить будут, Дуче фигура мирового уровня. А нашим соседям надеяться не на что. Они могут лишь помешать нам — или, допустим, Германии. Как? Убить рыцаря Дорварда и узнать о тех, кто отправил его в город Льеж. А потом торговать этой тайной. Тактика загнанных в угол крыс. Я не ошибаюсь, синьорина Мухоловка?

— Да прекратите же, наконец! — не выдержал Уолтер. — Меня ваша чертова политика совершенно не интересует. Если будет война, дядя Сэм пришлет повестку, и отправлюсь я хоть в Льеж, хоть в Берлин. А сейчас отпустите нас, не то я такой шум подниму, что вашему Дуче в Риме будет слышно!

Строцци согласно кивнул.

— Вас отпущу — под подписку. Можете отправляться в Рим и жаловаться послу, Дуче, кому хотите. А синьорину придется задержать. Она, увы, не американская гражданка. И у меня к ней очень много вопросов.

— Бак с водой, — негромко проговорила Анна. — Прости, Вальтер, дальше тебе лучше не смотреть. Уйди!

— Что-о?!

Пистолет со стуком упал на пол. Мгновеньем позже рухнул стул. Строцци поднял руку, прикрывая лицо…

Наручники врезались в живот.

Нокаут!

— Анна, быстрее!

Девушка взглянула странно, покачала головой.

— Поздно, Вальтер! Всюду полиция, мы и на улицу не выйдем.

Встала, поманила рукой.

— Подойди!

Он послушался, обошел перевернутый стул.

— Ближе!

Стала на цыпочки, словно хотела поцеловать, положила ладонь на плечо, приобняла…

— Эх, ты, теленок!

…Пальцы левой руки вцепились в волосы, правая ушла под подбородок.

— Стреляю! — прохрипел Строцци, приподнимаясь с пола.

— Стреляйте! — улыбнулась девушка. — А ты, Вальтер, не двигайся, больно будет.

Перри даже моргнуть не решился. Осколок стекла, прижатый к горлу, легко надавил на кожу.

— Пат, синьор полковник! — вздохнула Мухоловка. — Стоит мне двинуть рукой, и вы останетесь ни с чем. Меня живой не возьмете, не надейтесь.

Строцци дернул стволом, нахмурился.

— Это вы зря. Предлагаю все же договориться.

Анна негромко рассмеялась.

— Не о чем! У меня приказ. В ваши руки парень не попадет. Но прежде чем все кончится… Ты сделал мне предложение, Вальтер. Я не успела его обдумать, извини. Но у меня есть подарок, считай его свадебным. Я дарю тебе три секунды…

Рука с острым осколком взлетела вверх.

— Считайте, полковник! Один!.. Два!..

Выстрел. Кусок оконного стекла с легким стуком упал на пол.

6

— Madre’ Dio! Madre’ Dio! — повторял Никола Ларуссо, качая головой. — Как же так? Синьорина, такая молодая, такая красивая… Bellezza! Какая нелепость, о Мадонна! Madre’ Dio!

Отто Ган молчал, хмурился, смотрел куда-то под ноги.

На скамейке возле дома сидели втроем. Уолтер в центре, сержант и доктор по бокам, словно конвоиры. Вокруг суетились полицейские в светлой форме, врачи в белых халатах. Появился и пропал старик-священник…

Анна была жива. Пуля пробила голову, но сердце все еще билось. О том, что будет дальше, врач даже не решился предположить.

— Помолитесь, синьор Перри, — вздохнул сержант. — Попросите, может, вас услышат.

Молодой человек не стал спорить, но и молиться не мог. В голове было пусто, только в отдалении, еле слышным эхом звучал знакомый голос.

В темный воскресный день ты торопись ко мне.

Свечи в гробу, догореть вы успеете.

Возле калитки собрались соседи. Весь поселок уже знал, что синьорина иностранка по неосторожности ранила себя, разбирая пистолет. Никто не поверил в случайность. Волчья Пасть, Bocca del Lupo, проглотила очередную жертву.

Об этом рассказал прибежавший Ларуссо. Добавил: слухи велено пресекать, но люди уже собираются у церкви, того и гляди, ударят в колокол…

Уолтеру Перри было все равно. Они сидел и слушал голос памяти.

Наконец вынесли носилки. В дверях вышла заминка. Кто-то крикнул: «Gambe avanti! Non si puo! Non si puo!»[ 52 52 Ногами вперед! Нельзя! Нельзя! (итал.) ] Развернулись, долго и бестолково топтались на крыльце.

То, что лежало на носилках, Уолтер увидел лишь мельком. Белая простыня, белая повязка, белое лицо. Попрощаться не подпустили, сразу понесли на улицу, где ждало авто с красным крестом.

Подошел Антонио Строцци, взглянул косо.

— Надеюсь, все помнят, что ничего не произошло. Несчастный случай, и только. Болтать лишнее не в ваших интересах.

Перри даже головы не поднял, зато отозвался доктор Ган. Встал, сплюнул сквозь зубы.

— Вам сейчас не до этого, Вальтер. Но… Вы позволите?

Удар был отличный — классический правый апперкот. Бывший чемпион отдернул голову, кулак только зацепил подбородок.

— Неплохо, — оценил он. — Но в следующий раз отвечу, так что больше не рискуйте. Это все? Если так, то мы поедем. Отвезу девушку в Верону, там есть хорошие врачи…

— Погодите! — Ларуссо вскочил, рассек рукой воздух. — Синьор! Моя жена, она немка, очень верующая дама, знает все здешние обычаи… Она просила обязательно передать. Пусть это будет у синьорины Фогель.

Перекрестился, полез в нагрудный карман.

— Вот!

На огромной ладони — маленькая бронзовая веточка. Листьев нет, только цветок. Венчик, пять тычинок, десять лепестков…

— Пассифлора, — негромко проговорил полковник. — Хорошо, я положу ей на носилки.

Уолтер поглядел на доктора. Отто Ган пожал плечами.

— Цветок страстей Господних, знак Тернового венца. Пять тычинок — пять ран, десять лепестков — десять заповедей. Бросьте, Вальтер, это не поможет.

— Пусть! — Уолтер Перри встал, протянул руку. — Дайте мне, я сам отнесу.

Старая бронза обожгла нежданным холодом.

1