Андрей Валентинов - Аргентина: роман-эпопея: Кн. 1. Квентин

Кайтесь, грешники, кайтесь!

Рассмеялся Конде: «Слыхал я про здешний собор, что при самом Шарлемане воздвигнут, много в нем золота и серебра много. Ваш он, ребята!» Заорала яростная свора, в толпу сбилась, заревела, оружием затрясла — и кинулась к собору.

Кайтесь, грешники, кайтесь!

Улица узкая вдоль старой стены крепостной. Бегут наемники, кровавые псы, гремят оружием, хулят Господа, добычу предвкушают. Вот он собор, рядом совсем!..

И пала стена, накрыла нечестивцев.

Кайтесь, грешники, кайтесь!

Когда же уцелевшие горожане решились прийти и взглянуть, стена вновь стояла, нерушима, пуста была улица, и только из глубины камня доносились еле слышные стоны.

— Кайтесь!.. — ладонь с неженской силой врезалась в стол, и молодой человек невольно вздрогнул.

— Зд-дорово! А на самом деле?

Директор снисходительно улыбнулась:

— Здесь не было принца Конде. И гугенотов не было, это же Савойя. Просто остаток средневековой стены, все прочее разобрали два века назад. Но фотографию мы в музее, конечно, разместили — рядом с портретом Алоизиюса Бертрана. Тоже история!.. Мистер Перри, а не организовать ли нам обмен экспозициями, допустим, на полгода? Мы пришлем в ваш Фонд что-нибудь по Средневековью, а вы нам… да хоть про аллигаторов!

— Можно, — рассудил молодой человек. — У нас подобное делается. Я шефу скажу…

— За такое дело надо выпить, — сурово заявила дама. — У меня есть сливовая наливка.

Не довелось. Стук в дверь, растерянное лицо секретарши.

— Je vous demande pardon! Monsieur Perry a demande a une fille…

Директор дослушала до конца, помрачнела.

— Мистер Перри! Вас спрашивает какая-то юная особа. Она в расстроенных чувствах, она плачет.

Ударила голосом:

— Бегите!

* * *

Зубная Щетка на этот раз была без зонтика и на зубную щетку никак не походила. Зареванная восемнадцатилетняя девчонка, потеки туши на лице, сумочка раскрыта, с платья исчезла брошь с синим камнем. Вид такой, словно встряхнули от души и в шкаф на плечики повесили. Уолтер подбежал, взглянул в глаза.

— Что? Дядя?

Ингрид фон Ашберг помотала головой, всхлипнула.

— Нет, дядя… Без изменений, все то же… Господин Вениг! Он заболел, он… Он умирает!

Перри вначале не понял. О ком речь? Не о Михеле-Котелке же, этот здоровяк Монблан переживет.

— У него отек легких. Говорят, отравление, но, господин Перри, разве при отравлении бывает отек легких? Чушь какая-то! Бедный господин Вениг! Я его с самого детства знаю, батюшка Михеля тоже нашей семье служил. Господин Вениг — такой добрый… Его через час повезут в Бонневиль, там хорошая больница, специалисты. Может, еще успеют. Я поеду с ним, нельзя бросать одного.

Уолтер, человек практичный, выгреб все, не глядя, из бумажника.

— Держите! Мне с вами съездить?

Девушка чиниться не став, деньги взяла, бросила в сумочку.

— Справлюсь сама, не маленькая. Просто свалилось все сразу: дядя, теперь еще и это. Спасибо, господин Перри!

Размазала тушь платком, попыталась улыбнуться:

— Дайте погляжу, как выглядит брат. Прежде только читать приходилось…

Ингрид фон Ашберг посмотрела в глаза, нахмурилась.

— Американский ковбой и его непутевая сестрица. Жаль, что все так глупо сложилось!… Несколько минут еще есть, и я должна сказать… Наверняка господин Вениг бредил, но я поклялась передать слово в слово. Господин Перри! Братьев-Рыболовов кто-то убивает. Их нельзя поразить обычным оружием, они охраняют Грааль и сами им защищены, поэтому враги используют яд. Мой дядя… Моего дядю тоже отравили. Сейчас в Ордене Анфортаса, Короля-Рыболова, остались трое: дядя, вы и еще кто-то. Имя я не запомнила.

— Это правда? — осторожно поинтересовался Уолтер Квентин.

— Я уже ничего не понимаю! — Ингрид махнула в воздухе кулачком. — Какое-то безумие! Знаю, что за последние два года умерло несколько дядиных однополчан, он очень по ним горевал. Пожалуйста, разберитесь сами, у меня и так полно проблем. А это вам, господин Вениг просил передать.

Порылась в сумочке, извлекла оттуда коробочку в малиновом бархате.

— Держите! Господин Вениг велел надеть и носить не снимая. Мой Бог! Что же творится? Еще и эта война!

Уолтер почувствовал, как холодеют руки.

— К-какая война?

— Которая вот-вот начнется. Фюрер предъявил ультиматум Чехословакии: вывод войск из Судет в 24 часа и проведение там плебисцита. Поляки тоже чего-то потребовали. В Судетах сейчас резня, в вермахте объявлена мобилизация, Геббельс о чем-то орал в «Спортхалле»… Жизнь — scheisse, я об этом уже говорила и вновь повторюсь.

Ингрид фон Ашберг отступила на шаг, сорвала шапочку-чепчик.

Склонила голову.

— Благословите свою сестру, господин Перри! Мне больше не от кого ждать помощи.

Уолтер Квентин, Рыцарь-Рыболов, понял, что спорить нельзя. Перекрестил, поцеловал в темя.

Проводил до авто.

Коробочку в бархате сунул в карман, даже не взглянув.

* * *

— Как же так, мсье… Мистер… Неужели опять война? — в глазах обычно самоуверенного портье плескался ужас. — У меня сын в армии. Bon Dieu! Проклятые боши! Вот, возьмите, только что пришло…

Уолтер перетасовал телеграфные бланки. Открыл наугад первый — тот, что сверху.

— «Дядя Уолти! Будь, пожалуйста, осторожнее…»

Ни «сэр», ни «так точно!». Игры кончились. Перри прикинул, что написать в ответ, чем и как успокоить испуганного мальчишку, ничего не придумав, сунул телеграмму в карман. Вторая тоже из Нью-Йорка, наверняка от шефа.

«Бросай все, катись в Париж, оттуда в Гавр…»

Молодой человек невольно кивнул. Дела сделаны, поезд завтра утром.

Третий бланк жег ладонь. Бывший сержант отошел подальше, к высокому стрельчатому окну.

«Кирия собирается на гастроли. Япония, Сингапур, Австралия. Сделаю, что смогу. Сожми за меня правый кулак на удачу, сержант. ILY»

Проклятые пальцы словно окаменели. Не слушались, отказывались сгибаться…

* * *

— Была у меня мысль съездить в июле в Швейцарию по вашим, Вальтер, следам, — доктор Отто Ган поправил шляпу, усмехнулся невесело. — Великий штурм Северной стены, скалолазы всей Европы против Огра! Хотелось поболеть за Андреаса и Тони, но теперь… Сами видите!

Станция Салланш, поезд под парами, вещи уже в вагоне. Прощание вышло невеселым. В кармане докторского пиджака — свернутая вчетверо газета. Большие черные буквы кричат «Batailles sanglantes dans les Sudetes!»[ 95 95 Кровавые бои в Судетах! (франц.) ] Ясно без перевода, новости и так на слуху.

…В Судетах — война, восставшие ведут бои за Карлсбад и Теплиц, флаг со свастикой водружен над ратушей Браунау, чешская авиация бомбит жилые кварталы. Польские «добровольцы», не в форме, но при оружии, уже вошли в Тешин, расстреляны попавшие в плен чешские офицеры. Вермахт сосредотачивается на границе, газеты в один голос предрекают отмену Берлинской Олимпиады…