Михаил Ланцов - На железном троне

28 июля 1621 года, Стамбул

Минуло три дня боев.

Легионеры заняли пригород и, взломав артиллерией старую стену Феодосия в трех местах, уверенно расширяли плацдарм внутри.

Осман II был мрачен как никогда. Этот еще мальчишка метался, пытаясь предпринять хоть что-то. Но с каждым днем сил для сопротивления становилось все меньше и меньше. Янычар повыбили практически полностью в первые два дня. Собственно, на том какие-либо серьезные попытки сопротивления и закончились. И, насколько понимала Кёсем со слов доверенных лиц, Стамбул бы уже пал, если бы этого пожелал император. Но он, судя по всему, очень осторожен… он все эти дни был очень осторожен, разменивая жизни обороняющихся на гранаты и снаряды, а не на жизни своих людей, которых, кажется, что и вовсе не поубивало. Конечно, все прекрасно понимали – потери Дмитрий понес. Но очень незначительные.

Этим утром с одного из минаретов заметили отряд тимариотов в пару тысяч. Ничего серьезного, но – подмога. Всадники выскочили на гребень холма и с ходу бросились к лагерю легионеров, надеясь застать их врасплох. Но не вышло. Метров с трехсот по ним открыли ураганный огонь из трех тысяч штуцеров. Пара минут, и все кончено. Огонь был настолько плотный и губительный, что всего несколько сотен всадников смогли выйти из-под обстрела. Ведь оказалось, что пехота была готова встретить их ласково да нежно. И не только пехота, но и кавалерия, потому что сразу за прекращением плотного огня лагерь покинул дивизион рейтар, устремившись в погоню. Им ведь работы почти не было – разъезды серьезно сократили из-за возможности обозревать окрестности с воздушного шара на пару дней пути во все стороны.

Кёсем-султан только поморщилась в ответ на эту новость. Подобного исхода следовало ожидать. Тимариоты давно не радовали державу своими успехами. А тут такая глупая атака. Расчет на внезапность? Может быть. Но, очевидно, они просчитались.

А потом, после планового завтрака, легионеры продолжили наступление. О да! Эти завтраки, обеды и ужины по расписанию особенно бесили Кёсем. Война войной, но обед проводился по расписанию. Словно горожане и не сопротивлялись. Словно это была и не осада, не штурм… а какая-то обыденная работа в мастерской…

Сегодня Дмитрий ввел в бой сразу четыре батальона линейной пехоты при штуцерах, две роты штурмовиков и четыре роты гренадеров. А еще сразу две роты егерей, вооруженных штуцерами со специальными прицелами вроде маленьких зрительных трубок. Эти злодеи и на пятьсот шагов били удивительно точно, выбивая командиров и всяких старательных. Кёсем уже была о них наслышана. Император ввел их в бой утром второго дня, когда его войска взяли уже почти весь пригород и подошли к стенам. Оттуда по ним стреляли, укрываясь за зубцами. Не прошло и двух часов, как из пригорода стали раздаваться отдельные разрозненные выстрелы, а со стены полетели неосторожные бойцы. Совпадение? Нет. Дальше было хуже. Проломив стену артиллерией, император ввел войска внутрь периметра. А егеря были включены в каждую штурмовую группу, радикально подняв ее боевые возможности. Ведь что может делать отряд без командира? Очень немногое. А командиры теперь падали первыми. Они ведь одевались пестро и броско. Обнаружить их было несложно…

И если к утру в руках Османа II оставалось около тысячи бойцов, то, после того как легионеры заняли площадь Беязыт, у султана было уже не больше сотни воинов. Да и каких воинов? Просто вооруженных людей. И они спешно отходили к дворцу Топкапы, стремясь укрыться там.

Бу-бух!

Первый снаряд взорвался на территории дворца. Да как громко!

Кёсем вздрогнула, покосившись на небольшой изящный столик, где стоял бокал с вином, сдобренным пряностями и… ядом. Она не знала, как поступить.

Еще позавчера она хотела покинуть дворец и укрыться на азиатском берегу. По темноте, чтобы не смутить умы защитников. Ей было ясно – Стамбул пал и это сопротивление не более чем агония. Однако ближе к вечеру в проливе появились московские пинасы. Что там произошло с укреплениями Босфора? Не ясно. Скорее всего эти кошмарные канонерские лодки постарались своими десятидюймовыми снарядами. Кстати говоря, они тоже маячили вдали. Во всяком случае, так говорили. Но это и не важно. Главное, что теперь не уйдешь водой, как планировало руководство Великой Порты….

Тишина вокруг была такой звенящей.

Люди, что укрылись в этом дворце, затаили дыхание. Все. Даже дети.

Здесь была собрана вся квинтэссенция Османской империи. Весь ее цвет и руководящее ядро. Конечно, гибель всех этих визирей и евнухов не беда. Мало ли еще проходимцев по землям? А вот то, что здесь находились все представители рода Османа I Гази, – пугало. Пади они все, что будет? Смута. Страшная смута. Собственно, они и олицетворяли собой Великую Порту, даже когда страдали слабоумием или упивались алкоголем до зеленых соплей. Империю Османа…

Кёсем сглотнула предательский комок, подступивший к горлу, и вновь взглянула на небольшой столик. Ее судьба, как и судьба большинства женщин в захваченном городе, будет печальна. Вряд ли Дмитрий их оставит в живых. Во всяком случае, не ее. Она много слышала о том, насколько люто этот потомок Палеологов, Комнинов и Мономахов ненавидит все греческое. О! Константинопольский патриарх чуть ли не ядом исходил, рассказывая это. Он не понимал. Не хотел и не мог этого понять. Особенно когда услышал, что Константинополь пал из-за грехов великих, что Басилевсов, что людей их, что клира… и в особенности клира, позволившего православному люду встать на кривую дорожку.

И сейчас Кирилл I Лукарис, бывший патриарх Александрийский, а ныне Константинопольский, сидел в этом дворце и волосы на себе рвал в ужасе. Ведь здесь, в Стамбуле, греческие священники чувствовали себя в относительной безопасности от Дмитрия, которого боялись. Но вот он здесь. Зашел как к себе домой. И судьба их представлялась печальной. Они все готовились принять мученическую смерть. И она, Кёсем, гречанка, дочь священника, тоже, надеясь лишь на то, что император пощадит даже не ее сыновей, но хотя бы дочерей. Они ведь так молоды и красивы…

Осман II, находившийся сейчас на передовой линии обороны дворца, тоже готовился к смерти. Он опоясался саблей своего далекого предка и тезки – Османа I Гази, бывшей важнейшей атрибутикой его власти, и готовился принять последний бой.

Бу-бух!

Во дворе Топкапы взорвался снаряд чудовищной силы, оставив приличных размеров воронку и повыбивав дорогущие стекла в окнах. Пыль поднялась отовсюду. А уши многим, что был не очень далеко, заложило или вызвало в них сильный звон. Это с канонерской лодки разок «приласкали» десятидюймовым чугунным снарядом с инерционным взрывателем.