Олег Таругин - Командарм. Позади Москва

Мысленно отругав себя последними словами, Серышев обошел вокруг танка, стараясь двигаться как можно тише. Выяснив при этом, что нести караульную службу подобным образом – определенно не самое лучшее решение. Беззвучно ступать никак не получалось: опавшая листва и прошлогодняя хвоя предательски шуршали под подошвами, периодически постреливая невидимыми в темноте сухими ветками. Под конец лейтенант и вовсе едва не навернулся, зацепившись мыском сапога о торчащий корень. Раздраженно зашипев под нос, Василий плюнул и просто уселся на скособоченной надгусеничной полке правого борта, трезво рассудив, что уж на этой железяке заснуть точно будет достаточно сложно, главное, не приваливаться к борту. Сделать чего никак не получится, поскольку на уровне поясницы торчит причудливо выгнувшийся во время тарана буксировочный трос.

Сон вскоре вернулся, но начавший накрапывать мелкий противный дождик быстро его прогнал. Медленно потекли минуты, похожие друг на друга, словно унитары в боеукладке. Сначала лейтенант периодически глядел, подсвечивая фонариком, на трофейные наручные часы, еще в госпитале подаренные выписывающимся капитаном-летчиком, с которым они сдружились, лежа на соседних койках. Но вскоре бросил это занятие, осознав, что делает это уж больно часто, едва ли не каждые пять минут. Да и какая разница, сколько сейчас времени? Не тот человек Витька Цыганков, чтобы проспать. А значит, разбудит, когда срок придет…

Раздавшийся в зарослях звук в первую секунду даже не заставил Серышева напрячься. Да и откуда взяться какому-то постороннему звуку в этом сводящем с ума монотонном шелесте дождевых капель по пожухлой октябрьской листве и, самое неприятное, шлемофону и комбезу? Эх, знал бы, что дождь пойдет, захватил с собой плащ-накидку, вроде валялась где-то в танке…

Зато в следующий миг, когда лейтенант ОСОЗНАЛ, что именно слышит, он едва не сверзился вниз: где-то совсем недалеко, метрах в десяти, вряд ли дальше, негромко разговаривали по-немецки! Несмотря на практически насквозь промокший комбинезон, Василия мгновенно окатило жаром. Немцы! Тут, совсем рядом! Буквально в нескольких метрах! Что же делать, что?!

Нащупав подрагивающим пальцем ребристую клавишу предохранителя на рукоятке взведения, Васька замер: затвор оставался в переднем, закрытом, положении. Значит, для перевода автомата в боевой режим затвор нужно отвести назад, но сможет ли он сделать это бесшумно? А если нет, если механизм лязгнет или вовсе мокрый палец соскочит? Твою ж мать!

А невидимые в темноте, да к тому же еще и скрытые кустарником фрицы меж тем продолжали о чем-то шепотом переговариваться. Немецкого Серышев не знал, да и расслышать, о чем именно они говорят, все равно было нереально. Напряженный до предела слух улавливал лишь отдельные обрывки гортанных фраз. Понятно было лишь одно: несколько фашистов за какой-то своей надобностью проходили мимо, ухитрившись остановиться практически напротив замаскированного в зарослях советского танка, о котором они, понятное дело, пока даже и понятия не имели. Но вот ежели какому гаду сейчас вдруг приспичит отойти хоть на пяток метров в сторону – да хоть бы просто отлить под ближайшим деревом! – то очень даже могут и поиметь. Понятие, в смысле. Ну, и не только понятие, ага…

Блин, ну и чего ему делать-то? Кстати, интересно, кто такие? Небось, разведчики какие-нибудь или диверсанты, кто еще станет в такое время по лесам шастать?

Поколебавшись, лейтенант убрал руку от пистолета-пулемета, осторожно отстегнув клапан кобуры. Хорошо, что у него нынче не «ТТ», как был раньше, а «наган» – хоть затвор передергивать не нужно, бери да стреляй. Пару секунд Василий размышлял, как поступить в случае обнаружения, затем криво ухмыльнулся: как, как… Каком кверху, вот как! Ежели что, сигает в сторону от машины, вон в те кусты, и стреляет из «нагана». Пока фрицы приходят в себя, взводит автомат да лупит во весь магазин, потихоньку уводя противника подальше от танка. Ну, а уж там, ежели товарищи не успеют на помощь прийти, воюет, покуда патроны не закончатся. Тем более в кармане еще и граната имеется. Одной «Ф-1» на всех, понятно, маловато будет, но по крайней мере живым он им точно не дастся! Самое главное – гадов от «тридцатьчетверки» увести, ночью в лесу от танка толку немного, запихнут связку гранат в ходовую, порвут гусянку – и амба. Ну, уж нет! Хрен вам на всю фашистскую морду! Не допустит он подобного! Командир он – или кто?!

Среди ветвей мелькнул неяркий отблеск – кто-то из гитлеровцев на несколько секунд включил электрический фонарик, то ли освещая что-то под ногами, то ли, что скорее, подсвечивая карту. Голоса на несколько секунд зазвучали громче.

Находись Серышев ближе и понимай немецкий, он услышал бы примерно следующее:

– Die Straße kommt vollkommen heran, obwohl sie gibt es auf unseren Karten nicht. Vor kurzem haben nach ihr die russischen Panzer durchgenommen, es bedeutet, und unsere werden auch vorbeikommen. Gerade ist, was Herrn dem General – Obersten notwendig.

– Interessant, Russe haben uns die Falle, wie gestern nicht vorbereitet?

– Wer wird sie, dieser russen verstehen? Kann, ja, und kann, nein. Wenn wir etwas verdächtig bemerken werden, werden wir sofort in den Stab nach dem Rundfunk mitteilen [23].

Но языка противника лейтенант Серышев, увы, не знал, лишь несколько основных фраз в духе «подними руки и сдавайся», «как твое имя и звание» или «сколько солдат в твоем подразделении»…

После чего все неожиданно и закончилось. Убрались фрицы столь же тихо, сколь и появились. Сдавленно выдохнув и поймав себя на мысли, что до этого, похоже, и вовсе не дышал, лейтенант вынужден был признать, что по лесу, несмотря на темноту, передвигались они абсолютно тихо, словно землю вовсе и не устилала опавшая листва, в отличие от него самого.

Выждав еще несколько минут, Серышев наконец окончательно перевел дыхание, успокоившись. Василия бил озноб, и вряд ли причиной тому был дождь или влажный комбинезон. Нервы, точно…

Поэтому раздавшийся короткий лязг открывающегося переднего люка едва не заставил Серышева подскочить на месте. Выбравшийся из танка Цыганков, задумчиво хмыкнув в прокуренные усы, отвел ладонью направленный на него ствол «ППД» – как он вообще ухитрился его разглядеть в темноте, осталось для ротного секретом. Усевшись на закраину, мехвод негромко спросил:

– Вась, ты чего такой взъерошенный-то? Случилось чего?

Опустив оружие, Серышев спрыгнул на землю, лишь сейчас ощутив, как затекло от неподвижности все тело. И сбивчиво, как вовсе не подобает порядочному командиру, рассказал товарищу о произошедшем.

Против ожидания, механик-водитель воспринял его несвязный рассказ совершенно спокойно. Выслушав до конца, лишь пожал могучими плечами:

– Ну, фрицы, и чего? Мало ли по здешним лесам всяких разведчиков с диверсантами шляется, что наших, что ихних. Вот одни мимо нас и протопали. Хотя, конечно, любопытно, что им тут нужно. Утром доложим комбату, пусть передаст куда следует. А ты молодец, командир, что не шумнул! Если бы они нас в этой коробке накрыли, могло совсем плохо выйти. Жаль, конечно, что ты по-ихнему не разумеешь, интересно, о чем они говорили. Как говорил товарищ комбриг, видать, уроки в школе прогуливал. Это я, понятно, шучу. Ладно, тарщ лейтенант, лезьте внутрь, там на «чемоданах» брезентуха расстелена, Степа ее уж прогрел, покуда дрых. Он сейчас на мое место переберется, а вы туда ложитесь, хоть маленько, да просохнете. А я подежурю, моя очередь.