Михаил Королюк - 3. Спасти СССР. Манифестация

Я покосился в сторону лотка с самсой, а потом ноги опять поднесли меня к "Пахтакору", словно желая еще раз напомнить о предстоящей трагедии.

"Да помню я, помню", - отмахнулся я мысленно, - "легко. Самолеты в тот раз не разошлись в облаке всего на двадцать миллисекунд: один звонок о заложенной в багаже бомбе решит вопрос. Все бы вопросы так легко решались..."

- Андрей? Соколов? - раздалось из-за спины.

Я медленно повернулся.

Еще в Ленинграде, готовясь к поездке, я был готов увидеть сейчас перед собой невысокую бабушку с усталыми глазами. Она должна была быть одета скромно и старомодно и держать в морщинистых руках потертую сумку; варианты с бабищей - толстой и громкоголосой, или же с бабкой - болтливой и неопрятной, я почему-то даже не рассматривал. Иногда я допускал, что Жозефина Ивановна может оказаться старухой, мощной, костлявой, с былой властностью в глазах - этакой седовласой ведьмой.

Вот к чему я не успел подготовиться, так это к даме в возрасте золотой осени - прекрасно держащей спину, уверенной в себе и несуетной.

Пару секунд мы разглядывали друг друга. Холодок в ее глазах осадил меня, стирая набежавшую было вежливую улыбку. Я чуть склонил голову:

- Это я. Жозефина Ивановна?

- Это я, - сухо повторила она и замолчала.

На миг я растерялся: вовсе не так представлялась мне эта встреча.

"А, с другой стороны", - подумалось мне, - "не бросилась на грудь - и не надо. Жила Мелкая без нее эти годы, проживет и дальше".

Я неторопливо извлек из внутреннего кармана конверт и, протянув Жозефине Ивановне, пояснил:

- Здесь письмо от Томы, обратный адрес, если что, и несколько ее фотографий из последних.

Тонкая кисть приняла конверт и пару раз в нерешительности взмахнула им в воздухе, словно решая, выкинуть прямо здесь или донести все же до мусорного ведра дома. Потом, как бы нехотя, Жозефина Ивановна извлекла фотокарточки, а само письмо небрежно сунула в карман плаща.

- Симпатичная получилась, как подросла... - протянула, разглядывая.

Я заглянул в снимок: на нем Мелкая, шутя, отмахивалась контурной картой от пристающего Паштета, глаза ее победно блестели.

- Да, она такая, - подтвердил с невольной улыбкой.

Жозефина Ивановна искоса мазнула по мне внимательным взглядом и добавила с каким-то сожалением:

- На мать похожа...

Я промолчал.

Женщина быстро, нигде не задерживаясь, просмотрела снимки, потом знакомо задрала подбородок и спросила:

- Как у нее... вообще? Есть какие-нибудь проблемы? Что-нибудь надо? - глаза ее чуть сощурились.

Я колебался лишь миг:

- Нет, - сказал решительно, - у нее все хорошо, ничего не надо.

- Что-нибудь еще? - уточнила Жозефина Ивановна светским тоном и убрала фотографии к письму.

- Все, - пожал я плечами, - если что, я в гостинице "Москва" еще три дня буду ночевать. Приятно было познакомиться.

Я успел сделать лишь два шага к лотку с самсой, как мне в спину полетело "Андрей, подожди". Оборотился с недоумением на лице.

- Подожди, - повторила она и прикусила уголок губы.

Улыбка опять самовольно выползла на мое лицо:

- Томка так же делает.

Женщина вопросительно округлила аккуратную бровь.

- Она тоже губы вот так прикусывает, когда пыхтит над сложной задачкой, - пояснил я.

Жозефина Ивановна на миг замерла, а потом порывисто кивнула сама себе, словно придя к какому-то решению, и двинулась в том же направлении, что и я:

- Пошли, - приказала, проходя мимо, - посидим в одном месте, поговорим.

Я с сожалением посмотрел на самсу.

- Там и поедим, - добавила она не оборачиваясь.

"Глаза у нее, что ли, на затылке?" - подивился я, догнав и пристроившись сбоку.

Мы прошли мимо рынка, улица начала сужаться.

- Сюда, - Жозефина Ивановна коротко глянула на меня и свернула под арку в узкий и темный проход.

Мы углубилась в дебри старой махалли. Город здесь был словно вывернут наизнанку: по обе стороны тесных улочек тянулись переходящие друг в друга глухие задние стены из облупившегося сырца и самана; фасады домов смотрели в закрытые от посторонних взглядов внутренние дворики.

Иногда переулочки вдруг сбегали в одно место, постройки чуть расступались, и случались небольшие площади. На них появлялась коммунальная жизнь: сидя на стульчиках, играли в нарды степенные седобородые бабаи, рядом гоняла мяч крикливая смуглая ребятня, а за углом девчонки чертили классики прямо по земле.

Это был настоящий лабиринт. Очень быстро я совершенно потерял ориентацию в этой мешанине извилистых переулков, проходов и нешироких арыков, однако Жозефина Ивановна шла очень уверенно.

Потом мы в очередной раз прошмыгнули в какой-то проход и оказались на площади с неработающим фонтаном. За ним стояла старая квартальная мечеть с облупившимися изразцами. Правее обнаружилась одноэтажная замызганная ошхана с потертыми топчанами вдоль стены и густой чинарой у входа.

Жозефина Ивановна взмахнула на ходу рукой:

- Знай: здесь делают лучший в городе плов. Надеюсь, что-то для нас еще осталось.

Я с недоумением взглянул на часы:

- Так трех еще нет.

- Эээ... - поморщилась Жозефина Ивановна, - плов делают с утра и к обеду обычно весь съедают. Это если хороший плов. А Абдулла плохой делать не умеет. Подожди, сейчас все узнаю.

Мы зашли внутрь, и она что-то громко сказала по-местному. Из подсобки торопливо выскочил низенький пузатый узбек. На затылке его каким-то чудом держалась сдвинутая чуть набекрень маленькая тюбетейка, похожая на пиалу. Увидев мою спутницу, он радостно заулыбался и, прижав руку к сердцу, что-то быстро затараторил.

- Повезло, - выслушав, обернулась ко мне Жозефина Ивановна, - плов из коровьих хвостов с поминок остался. Нечастое блюдо, даже здесь.

Наверное, на моем лице что-то такое отразилось, потому как она вдруг звонко захохотала:

- Андрей, - протянула, отсмеявшись, - у меня на родине супы из коровьих хвостов - деликатес. А уж плов из них... - она закатила глаза к небу и поцокала, - цени свою удачу.

- Испания? - прикинулся я дурачком.

- Не совсем, - тонко улыбнулась француженка.

Мелко кланяющийся Абдулла усадил нас в безлюдном садике на задах ошханы. Очень быстро посреди стола встало глубокое блюдо с орнаментом отчаянно-лазоревого цвета. В нем был горкой выложен рассыпчатый рис, с нутом, барбарисом и с воткнутой поверх головкой запеченного чеснока. Потом рядом опустилось второе блюдо, с крупными, размером с кулак кусками мяса на позвонках.

Я почуял предстоящий гастрономический загул. От запаха у меня аж помутилось в голове.

Абдулла налил из чайника в пиалы немного светлого чая, разложил лепешки, а потом посмотрел на женщину искательным взглядом, словно ища знак остаться, и не найдя такого, погрустнел и удалился.