Роберт Хайнлайн - Кукловоды. Дверь в Лето [сборник]

Тут я вспомнил, что Майлз и Белл собирались продать нашу «Горничную, инкорпорейтед» именно группе «Мэнникс», из-за чего они меня и вывели из игры.

– Мистер Дафти, вы уверены, что от «Мэнникса» ничего не осталось? Разве не им принадлежит компания под названием «Горничная»?

– «Горничная»? Вы имеете в виду фирму, производящую бытовую технику?

– Да, именно ее.

– Навряд ли. То есть совершенно точно – такого быть не может, потому что империя «Мэнникс» как таковая больше не существует. Конечно, я не берусь утверждать, что «Горничная» не имела никакого отношения к группе «Мэнникс». Но скорей всего, между ними вообще не было деловых контактов, а если и были, то незначительные; во всяком случае, я об этом не слышал.

Я прекратил расспросы. Меня вполне устраивало, если Майлз и Белл прогорели вместе с «Мэнниксом». Но с другой стороны, если «Горничная, инкорпорейтед» принадлежала группе «Мэнникс», то крах фирмы ударил так же сильно и по Рикки. Я не хотел, чтобы Рикки пострадала, а все остальное меня мало беспокоило.

Я поднялся:

– Что ж, благодарю вас за проявленную чуткость, мистер Дафти. Пойду, пожалуй.

– Не спешите, мистер Дэвис… Наша организация считает себя ответственной перед нашими клиентами не только за выполнение буквы контракта. Полагаю, вы догадываетесь, что ваш случай не первый. Наш совет директоров предоставил в мое распоряжение дискреционный фонд для вспомоществования клиентам, оставшимся без средств. Деньги, отпущенные…

– Никакой благотворительности, мистер Дафти. Но все равно спасибо.

– Это не благотворительность, мистер Дэвис. Кредит. Если хотите, условный кредит. Поверьте, на таких кредитах мы ничего не теряем… и нам не хотелось бы, чтобы вы вышли отсюда с пустыми карманами.

Я взвесил его предложение еще раз. С одной стороны, мне не на что было даже подстричься, а с другой, брать взаймы – все равно что плыть с камнем на шее, к тому же небольшую ссуду вернуть сложнее, чем миллион.

– Мистер Дафти, – медленно начал я, – доктор Альбрехт говорил, что по контракту мне полагается еще четыре дня… с предоставлением койки и похлебки.

– Думаю, вы правы, но мне надо свериться с вашей карточкой. Мы не выгоняем людей на улицу даже по истечении срока действия контракта, если они не готовы покинуть храм.

– Я в этом и не сомневался. А сколько стоит комната, куда я был помещен, если считать ее больничной палатой, и питание?

– Гм… Но мы не сдаем комнаты внаем. И у нас не больница – мы просто создаем клиентам условия для реабилитации.

– Да-да, конечно. Но у вас должны быть какие-то расценки, хотя бы для учета затрат.

– И да и нет. Существующие расценки приняты на иной основе. Они составлены с учетом накладных и амортизационных расходов, расходов на обслуживание, диетическое питание, оплату персонала и так далее. Думаю, я мог бы прикинуть смету.

– Нет-нет, не беспокойтесь. Ну а сколько, скажем, может стоить такая же палата и питание в больнице?

– Это, правда, не совсем по моей части. Хотя… Ну, пожалуй, долларов сто в день.

– У меня не использовано четыре дня. Можете ссудить мне четыре сотни?

Он не ответил, но сообщил что-то цифровым кодом своему механическому помощнику. Тут же восемь пятидесятидолларовых бумажек легли мне в руку.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я его и засунул деньги в карман. – Будь я проклят, если вскорости не верну долг. Обычные шесть процентов, или теперь берут больше?

Он покачал головой:

– Это не заем. Как вы и просили, я выплатил вам разницу за неиспользованный срок пребывания.

– Ах так? Послушайте, мистер Дафти, у меня в мыслях не было давить на вас… Конечно, я собираюсь…

– Прошу вас. Мой помощник уже зарегистрировал выдачу денег. Или вы хотите, чтобы у наших аудиторов попусту голова болела из-за каких-то четырехсот долларов? Я готов был одолжить вам намного больше.

– Ладно, больше не спорю. Скажите, мистер Дафти, а как по нынешним временам, четыреста долларов – много это или мало? Какие сейчас цены?

– Трудно сказать.

– Ну хотя бы приблизительно. Сколько стоит пообедать?

– Стоимость питания не так уж высока. За десять долларов вы можете получить вполне приличный обед, если позаботиться выбрать ресторан с умеренными ценами.

Я поблагодарил мистера Дафти и вышел из конторы с чувством признательности этому человеку. Он напомнил мне нашего армейского казначея. Казначеи бывают только двух видов: первые тычут в параграф инструкции, где сказано, что вы не можете получить и того, что вам полагается; вторые же будут рыться в инструкциях до тех пор, пока не найдут параграф, в соответствии с которым вам причитается даже то, чего вы не заслужили.

Мистер Дафти относился, конечно, ко вторым.

Храм фасадом выходил на Уилширскую дорогу. Перед храмом были разбиты клумбы, рос кустарник, стояли скамейки. Я присел на скамейку, чтобы подвести итоги и подумать, куда направиться – на восток или на запад. Я держался молодцом с мистером Дафти, хоть и был, честно говоря, здорово потрясен; зато теперь в кармане джинсов у меня лежит сумма, которой хватит на пропитание в течение недели.

Но солнце пригревало, движущаяся дорога успокаивающе гудела, и я был молод (по крайней мере, биологически); руки-ноги были при мне, голова работала. Насвистывая «Аллилуйя, я бродяга», я открыл «Таймс» на странице «Требуются». Подавив желание посмотреть раздел «Инженеры», я сразу принялся искать колонку «Разнорабочие».

Эта клятая колонка была совсем крохотной, я едва ее нашел.

Я приступил к работе на следующий день, в пятницу, 15 декабря. У меня сразу возникли недоразумения с законом: я постоянно путался с тем, как себя вести, что говорить и как воспринимать разные вещи. Я обнаружил, что «переориентироваться» по книгам – все равно как изучать секс теоретически; на деле все было совершенно по-другому.

Наверно, у меня было бы меньше неприятностей, окажись я в Омске, Сантьяго или Джакарте. В чужой стране, чужом городе ты знаешь, что столкнешься с чем-то непривычным, но перемены в Большом Лос-Анджелесе не укладывались в сознании, хотя я и сталкивался с ними ежечасно. Конечно, тридцать лет – небольшой отрезок времени: за всю свою жизнь каждый из нас успевает привыкнуть ко множеству перемен. Но на меня все обрушилось разом.

Взять, к примеру, случай, когда я произнес без всякой задней мысли обычное для меня слово в присутствии одной дамочки. Дамочка сильно оскорбилась, и только мое поспешное оправдание, что я из «спящих», удержало ее мужа от мордобоя. Я не стану приводить это слово здесь – хотя почему бы и нет? Поверьте, во времена моего детства оно использовалось как вполне пристойное – стоит заглянуть в старый словарь; во всяком случае, никто не царапал его гвоздем на стенках туалетов и не писал мелом на заборах.