Шон Смит - Слезы Авраама

— Стреляй! Он же псих!

— Проваливайте. Живо, — Леон посмотрел парню прямо в глаза. Он может. Может пристрелить этого подонка, выстрелить прямо в эту злобную пасть.

— Видишь пушку? Видишь? — ствол обреза уткнулся Леону в грудь.

Может, из-за того, что он уже убивал, а, может, из-за того давящего чувства вины, но Леону было наплевать на то, что будет дальше. Наверное, эти гады тоже это почувствовали.

Леон очень медленно достал из-за пояса револьвер и прижал никелированный ствол ко лбу подростка. Другой рукой он взялся за ствол обреза и отвел его в сторону. Парень смотрел на него удивленно и испуганно.

— Я так и думал, — сказал Леон, забирая дробовик. — Ещё раз вас здесь увижу — завалю. Мне плевать, что твоя мамаша была наркошей, а батя постоянно пиздил ремнем по жопе. Это не дает вам право быть конченными мразями.

Леон прижал ствол ко лбу парня, который, судя по росту, должен быть уже взрослым.

— Ещё раз докопаетесь до кого-нибудь здесь, я вас найду. Если сюда придут ваши «корефаны», ваша «команда», «пауки», похуй вообще, кто… для вас будет лучше, чтобы меня убили. Потому что я вас найду. Это понятно?

— Он долбанутый наглухо! — сказал один, когда они бежали по коридору, поддерживая постоянно падающие штаны и стараясь не врезаться друг в друга.

— Не надо было этого делать, — сказала старушка. — Но, всё равно, спасибо.

— Мы уходим, — сказал ей Леон. — И вам тоже нужно уходить.

— И куда вы собираетесь?

— В горы.

Иногда сны становятся кошмарами, а кошмары рождаются, порой, в очень тихих местах. Колорадо превратился в натуральный ад среди гор и сосен. Генри навсегда запомнит его таким, горящим и полным смерти, и он часто будет являться ему во снах. Они втроем с трудом пробирались через территорию штата, потому что приходилось обходить блокпосты и завалы автомобилей на дорогах. К тому же, авиация периодически бомбила гражданских.

Они забрались в кузов стоявшего на обочине полноприводного грузовика и поехали на нем. На окраине какого-то безымянного городка ракета разнесла на части минивэн где-то в полумиле от них. Они почти 20 миль двигались за этим минивэном, иногда даже слышали детские крики с заднего сиденья.

Ракета была выпущена с беспилотника, или с истребителя и двигалась так быстро, что за ней невозможно было уследить. Генри сидел за рулем. Он прибавил газу, но когда они добрались до фургона, было уже поздно. Вся машина была объята огнем.

С тех пор они передвигались только пешком, стараясь держаться ближе к деревьям. Они направлялись строго на юг.

На следующий день мимо прогромыхала длинная армейская колонна. В ней шли танки «Абрамс», бронетранспортеры, набитые пехотой, а замыкали колонну машины сопровождения — медики, кухня, инженеры. Впереди колонны ехали здоровенные машины с огромными колесами и приспособлениями, похожими на захваты для коров, которые используются на поездах. Эти громадины очищали дорожное полотно от брошенных и сгоревших машин.

Сверху колонну прикрывали вертолеты и истребители, которых было отлично слышно высоко в небе.

«Волки» спрятались в лесу и оттуда наблюдали за продвижением военных. Американские флаги были заменены знаменами, которых Генри раньше никогда не видел.

В небе ревели самолеты. Ещё до появления колонны Генри услышал ужасающий звук приближавшегося АС-130 «Спектр». Самого самолета он не видел, его загораживала гора. Тяжелый пулемет, установленный на борту самолета, издавал пронзительный звук, который отдавался в груди даже на дальнем расстоянии. Громыхали 105-мм пушки. Когда-то этот звук радовал слух, потому что это значило, что джихадисты отправлялись к своему богу. Теперь же этот звук ужасал.

Повсюду грохотали пушки, свистели минометные снаряды, с неба падали бомбы. Где-то вдалеке, в небо взлетали вмерзшие в снег машины. В семи или восьми милях впереди ввысь тянулся столб густого дыма.

Генри зарылся в снег, накрылся еловыми ветками, но всё равно чувствовал себя маленьким и уязвимым. Перед ними проходила, как минимум, дивизия, от 10 до 15 тысяч человек.

— Плохо дело — подал голос Карлос.

— Это же убийство. Святый боже, — вторил ему Мартинез.

— Они мятежники. Но кто именно? — задумчиво произнес Карлос.

— Разные, — ответил ему Мартинез. — Я видел техасские флаги. Полагаю, войска Техаса столкнулись с Нацгвардией Колорадо. Идут вперед и разносят в хлам всё, что встает у них на пути.

— Ох, как бы я хотел найти их командира и вырвать ему яйца, — зло произнес Карлос. — Измена. Зло, как оно есть.

— Слишком поздно, — сказал Мартинез. — Дело не в каком-то генерале-изменнике. Они готовились. Кто-то всё тщательно спланировал. И все знали, что делать. От политиков до отдельных офицеров.

— Но, ведь, вся эта пехота не может быть частью одного большого заговора, — заговорил Генри.

— Конечно, нет. Они подчиняются командиру отделения, тот командиру взвода. Если в бой идет командир отделения, остальные идут за ним.

— Я бы не пошел — сказал Генри.

— Но ты ходил.

— Ты о чем, сержант?

— Глянь на нас. Мы не часть регулярной армии. Поэтому и не шагаем вместе с остальными. Но мы здесь, застряли в Колорадо. Всё, что осталось от отряда. И на наших руках кровь, нравится нам это или нет. Мы были частью всего этого. Сами мы, конечно, об этом не знали, но это ничего не меняет.

По долине пронесся приглушенный грохот.

— Ты мог пристрелить копа, Уилкинс.

— Ну…

— Мог. Мы оба это знаем. Ты защищал своих товарищей. И я мог, и Карлос. Вот, в чем дело.

Генри понимал, что Мартинез прав, хоть ему и не хотелось этого признавать. Он был готов умирать и убивать за своих боевых товарищей. Именно это связывало их в бою, заставляло идти в атаку и накрывать собой гранаты. Смысл был в том, что парень рядом с тобой всегда был готов умереть за тебя. Это чувство единства было сильнее страха, злее ярости. Опасное, как остро заточенная бритва, которая сама по себе — ни плохая, ни хорошая, но может использоваться, как во зло, так и во благо.

В нормальном мире, Генри бы и не подумал причинить вред гражданскому или стрелять в полицейского. Но сейчас все границы размыты. Бой может начаться в любое время, в любом месте. Понятия добра и зла исковерканы верностью какой-то определенной группе. Когда свистят пули и приходится принимать мгновенные решения, мораль ничего не значит.

Размышляя о словах Мартинеза, Генри погрустнел. Идея братства использовалась против людей, которые составляли его. Наученные убивать люди, верные друг другу распространились по всей стране. Люди, вроде него самого, чей навык убийства въелся на уровне рефлексов.