Борис Батыршин - Внеклассная работа

– Неверно. Японцы, друг мой, хотя бы и для виду, а соблюдают положения Гаагской конвенции о войне на море. Крейсер только осмотрел пароход и отпустил. Потому как плавучий госпиталь, некомбатанты [25] Некомбата́нты (фр. – «невоюющие») – входящие в состав вооружённых сил лица, функции которых сводятся к обслуживанию и обеспечению боевой деятельности. К некомбатантам относятся медицинский, интендантский персонал, военные юристы, корреспонденты, духовные лица. – а значит, неприкосновенны по всем правилам цивилизованной войны.

– А почему наши корабли тогда вернулись? – Сёмка старательно изобразил на лице наивность пополам с горячим интересом. Он давно уже изучил сражение в Жёлтом море, когда 28 восьмого июля (по здешнему календарю, разумеется) Порт-Артурская эскадра в последний раз рискнула выйти в море, чтобы прорываться во Владивосток.

– Адмирал Витгефт, Вильгельм Карлович, командующий эскадрой, погиб… – мрачно ответил Унковский. Видно было, что тема причиняет ему боль. – … И прямо на мостике «Цесаревича» – отказался, вишь ты, пройти в броневую рубку. А следующим снарядом поубивало и командира броненосца, и весь адмиральский штаб. На «Цесаревиче» перебило штуртросы, он покатился в циркуляцию. И, пока остальные командиры броненосцев поняли в чём дело, ордер эскадры развалился, и пришлось несолоно хлебавши отползать к Артуру. А ведь как ладно всё шло! – сгоречью добавил офицер. – Японцы не выдерживали нашего огня и вот-вот должны были откатиться назад. Тогда был бы эскадре прямой путь до Владивостока, навстречу крейсерам Иессена…

– А «Цесаревич» – он тоже утонул, как и «Петропавловск»? – продолжил валять дурака Сёмка. И прикусил язык – он же сам старался отвлечь собеседника от разговора о гибели флагмана…

Лейтенант никак не отреагировал на неосторожную фразу.

– Да нет, хвала Господу, цел. Но в Артур, правда, не вернулся – дополз до Циндао, к германцам, и там разоружился. Другие корабли тоже сумели уйти: «Аскольд» и миноносец «Грозовой» – в Шанхай, ещё три миноносца добрались до Циндао, где интернировались вместе с «Цесаревичем». Кстати, с ними, на «Бесстрашном», был Коля Иениш – вы могли его видеть на «Петропавловске». Тоже повезло, уцелел…

Сёмка кивнул. Он запомнил молчаливого мичмана, возившегося в кают-компании с фотоаппаратом.

– Ну вот. Из всей эскадры кораблей во Владивосток попытался прорваться только «Новик». Но по дороге сжёг уголь и зашёл на пост Корсакова на Сахалине, чтобы пополнить бункера. Там его и подловила новейшая японская «Цусима» – бронепалубный крейсер, только-только с верфи. «Новик» так покалечило в бою, что пришлось его взорвать.

Помолчали. Сёмка с тревогой ждал, что лейтенант снова начнёт задавать неудобные вопросы, но того, похоже, вконец расстроили горькие воспоминания:

– С тех пор, друг ты мой Семён, эскадры, как боевой силы, можно сказать, нет. Матросов списывают в пехоту, корабли передают пушки и прожектора на форты да батареи. Минные аппараты с катеров – и те приспособили для стрельбы на сухом пути.

Сёмка кивнул. Он знал о миномётах – артурском изобретении, ставшем позднее столь популярным. Спасибо капитану Гобято, приспособившему морские шестовые и метательные мины для навесной стрельбы по японским окопам.

Вообще-то, понять Унковского можно. Моряку нелегко оказаться на сухопутной службе. К тому же он лучше многих своих коллег знает, какие стальные клещи сдавливают сейчас крепость и как стремительно, с каждым днём, тают шансы на помощь извне. Второй Тихоокеанской эскадре ещё тащиться вокруг половины глобуса; Куропаткин, главнокомандующий сухопутной армией, так и будет пятиться назад – и допятится до того, что Порт-Артур падёт задолго до прихода балтийцев. Стоит японцам занять господствующую над городом гору Высокая – и стальные красавцы, что стоят сейчас на внутреннем рейде, будут за несколько дней потоплены огнём осадных мортир. Итолько броненосец «Севастополь», канонерка «Отважный» да пять миноносцев предпочтут гибель в бою бесславному расстрелу в гавани. Ещё несколько миноносцев перед самым падением крепости прорвутся в нейтральные порты – и среди них «Статный», сумевший вывезти в Чифу знамёна порт-артурских полков и квантунского флотского экипажа Правильно – с большой буквы), а также секретные документы морских и сухопутных штабов, донесения главнокомандующему.

Участь Второй Тихоокеанской эскадры окажется ещё страшнее – мало кто сможет прорваться мимо огненного рубежа Цусимы. Остальные лягут на дно или с позором спустят флаги перед победителями. Это станет последней точкой в неудачной войне, после чего останется только одно – просить мира, соглашаясь на условия, которые год назад невозможно было представить даже в кошмарном сне. Другое дело, что и японцам придётся несладко: война высосет все соки из экономики Страны Восходящего Солнца, и противник будет ничуть не меньше русских радоваться миру. Что никак не помешает самураям всего через три с половиной десятка лет ввязаться в новую авантюру, на этот раз мирового масштаба.

– Ладно, рад был тебя повидать, – сказал, Унковский, поднимаясь с табурета. – Прости, дел невпроворот – я и сюда-то, на «Монголию», вырвался с трудом. Война, брат, тут не до визитов… Но, если случится какая надобность, спрашивай меня в Главном управлении квантунской крепостной артиллерии правильно с большой). Я там при штабе генерала Белого состою, офицером по связи с флотом. После «Петропавловска» меня хотели откомандировать в распоряжение коменданта Владивостока, даже приказ подписали, да я упросил оставить в Артуре. Негоже боевому офицеру бегать от войны, стыдно!

Вот уж не ожидал, что беседа с лейтенантом вымотает меня до такой степени. Хотя чему удивляться – после контузии-то! Снова разболелась голова; после ухода Унковского я пролежал пластом ещё часа два и пришёл в себя лишь к вечеру. Соседи по палате – вообще-то, по лазаретной палубе, Галка со Светланой не придумали ничего лучше, как затащить меня в плавучий госпиталь, – рассказали, что я провалялся без сознания часа три, после того как меня сюда привезли. Девчонки свалили в город. Осмотревший меня чуть позже доктор Ковалевский полон оптимизма: как я понял, он ожидал куда более серьёзных последствий. Голова тем не менее кружилась и раскалывалась, и к тому же мутило меня не по-детски. Первая же попытка встать закончилась позорным провалом: я растянулся в полный рост, желудок вывернуло наизнанку, да ещё был безжалостно обруган медсестрой.

Я вернулся на койку – увы, не без посторонней помощи – и попытался хоть как-то устроиться. Матрац изводил меня плотными комьями ваты, грубое, верблюжьей шерсти одеяло безжалостно кололось, во рту стоял противный кисло-металлический привкус рвоты.