Михаил Алексеев - Воскресное утро. Книга вторая (СИ)

Но статус вашего Корпуса и все, что связано с секретностью вокруг него, обязывает даже такими вопросами заниматься госбезопасности.

Итак! Перейдем к делу! Я капитан госбезопасности Анисимов Валерий Сергеевич. Все, что касается Вас, находится вот в этой папочке.

И он постучал ногтем по папке.

— Тут даже то, что Вы, возможно, о себе забыли. Поэтому я позволю себе сразу перейти к делу.

За время службы в целом, и во время войны особенно, Вы проявили себя исключительно с положительной стороны. И советский народ в лице его Вождя — товарища Сталина отметил это присвоением Вам высокого звания Героя Советского Союза. Я в курсе подвига вашего взвода и дальнейшего участия лично Вас и Ваших товарищей в боях за Вислой.

Идет война, и Вам бы могли просто приказать, но, учитывая перспективу того, что мы хотим Вам предложить, нам хотелось бы, чтобы Вы сделали осознанный выбор самостоятельно.

Исходя из Вашего послужного списка и характеристик от Ваших командиров и товарищей, Вам предлагается продолжить службу офицером. Причем, даже в случае Вашего отказа в приказном порядке Вы будете отправлены на полугодовые курсы младших офицеров. Это один вариант. Второй: если Вы согласитесь, Вас отправят в трехгодичное военное училище. Скорее всего по профилю. Сейчас проведена реорганизация Рязанского пехотного училища им. тов. Ворошилова в воздушно‑десантное. Родине нужны грамотные офицеры.

Капитан замолчал.

— Товарищ капитан госбезопасности! Разрешите вопрос?

Капитан кивнул.

— Война ведь скоро кончится! А тут — учиться три года.

— А Вы думаете, Михаил Александрович, немцев победим, и враги закончатся? Нет! К сожалению, это не так. СССР для всего капиталистического мира как кость в горле. Не смогли они одолеть нас руками немцев — будут искать другие варианты. Будут гадить везде и во всем. Исподтишка! И если увидят нашу слабость — непременно нападут! Это сегодня капиталисты Англии, Франции, Соединенных Штатов нам как бы союзники, а завтра — точно станут врагами. И необходимость иметь передовые Вооруженные Силы с грамотными опытными командирами во главе — это жизненная необходимость. Это Вы в Особом Корпусе воевали, где изначально все и все было собрано лучшее. А в других частях, дивизиях, армиях такое творилось! Пока командование и лично товарищ Сталин не разобрались, кто настоящий командир, а кто только пыль в глаза пускать умеет.

Поэтому именно сейчас идет отбор лучших из лучших для послевоенной армии. Чтобы больше не повторилось 22 июня. Чтобы лозунг «Воевать на чужой территории, малой кровью!» из слов в любой момент, когда потребуется, стал бы реальным делом.

— Мне подумать можно?

— До завтра! Надеюсь, времени хватит. А сейчас, если вопросов больше нет, можете идти. Вы не один тут такой. И с каждым мне нужно побеседовать.

И капитан на прощание протянул руку.

Выйдя из кабинета, Мишка столкнулся с Шупейкиным.

— Ты оттуда? А кто там? А то медсестра передала приказ, чтоб зашел, когда ты выйдешь.

— Зайдешь — узнаешь, — отмахнулся Бояринов, пропуская мимо себя к дверям Володю.

Он зашел, а Мишка отошел к окну и уселся на подоконник. У другого окна, поглядывая на дверь и на Бояринова, переминались с ноги на ногу несколько незнакомых ему раненых. Видимо, тоже были вызваны на собеседование.

Володя вышел минут через пятнадцать с весьма задумчивым видом и сразу направился к Бояринову.

— Ты что думаешь? — усаживаясь на подоконник рядом, спросил он.

— Не знаю. Не решил еще. Буду думать. Время до завтра есть.

— Я тоже, — согласно кивнул Владимир.

Вечером Михаил долго не мог заснуть. Ворочался, перекладывая подушку, вдруг ставшую неудобной. Ему предстояло практически впервые в своей еще недлинной жизни сделать самостоятельный и очень важный выбор. Выбор, который может определить всю его дальнейшую жизнь.

Оценивая свою предыдущую жизнь в воспоминаниях, он понял, что все его решения, определявшие каждое изменение в его жизни, были не его, а, например, родителей, которые определяли ее в детстве и юности, или власти, поставившей его в армейский строй. И вот теперь выбор за ним. И тут ему в голову пришла мысль, что он в некоторой степени опасается той, незнакомой ему, или уже просто забытой гражданской жизни. Что та же казарма его батальона ему кажется спокойным и относительно безопасным местом, где его ждут и ему искренне рады его товарищи. Он вспомнил, что переживал подобные ощущения, когда ехал в вагоне поезда на службу на Дальний Восток. Было тревожно на душе: как там все сложится? Сумеет ли он стать, нет, не лучшим, а хотя бы обычным, нормальным красноармейцем? Не опозорит ли он свою фамилию и родителей? Он смог! И стал одним из лучших. В Особый Корпус абы кого попало не брали.

И вот получается, что ближе ему, чем товарищи и даже командиры, для него никого нет. Ну, кроме родителей, конечно. А зачем тогда уходить оттуда, где тебе хорошо?

И вторая мысль голосовала двумя руками за этот выбор. Хотелось ему в жизни попутешествовать. Не хотелось, как отец, всю жизнь практически на одном заводе, на одном рабочем месте. Изо дня в день! Хотелось движения!

Опять же — он Герой Советского Союза. Значит, придется из кожи лезть, а работать и учиться, чтобы не тыкали вслед: «Вон Герой пошел! У нас в цеху гайки крутит».

А где это так ярко проявляется, как не в армии? Вон, их бывший курсовой комвзвода лейтенант Черных, говорят, уже комбат. Воюет где‑то на Юго‑Западном.

С этими мыслями он и заснул.

Правду в народе говорят: «Утро вечера мудреней!». Проснулся он уже с твердым решением. После завтрака прямо на тумбочке написал письмо родителям, вскользь упомянув, что пишет из госпиталя. О ранении писать не стал, просто сообщил, что его слегка зацепило и он уже выписывается. В конце приписал о своем решении стать офицером. Подписал адрес, сложил и бросил в почтовый ящик.

К назначенному времени он стоял в коридоре неподалеку от кабинета начгоспиталя. Минутой позже подошел Володя. Поздоровавшись, сразу спросил:

— Ты что решил?

— Я пойду в училище. А ты?

— Понимаешь, была у меня до службы страсть — рисовать любил. И у меня получалось! Еще на гитаре перед армией играть научился. На семиструнной. А тут в госпитале познакомился с лейтенантом — летчиком из реактивщиков. Он с аппендицитом сюда попал. И гитара у него с собой. Правда, шестиструнная. Я и ее освоил. А потом он дал мне послушать магнитофон, где на этих гитарах, правда, электрических, такую музыку играют! И, представляешь, я смог кое‑что повторить! Тот лейтенант удивился, сказал, что у меня отличный слух и пальцы шустрые. «Прям Ричи Блекмор!» — сказал. Не знаю, кто это, но, видимо, сильный музыкант.