Владимир Перемолотов - Лунное золото Революции

Дёготь за иллюминатором размахивал руками, словно ветряная мельница. Он взмахивал рукой и резко опускал её, словно рубил кого-то шашкой. Малюков отвлекся от своего ужаса, пытаясь угадать, зачем товарищ творит эдакое в кабине звездолета и тут догадался!

Не сошел товарищ с ума — показывал, как выбраться из передряги. Законы физики!

Со всей силы он отбросил назад кусок железа, и почувствовал, как его тихонько потащило к «Знамени Революции». Сантиметр за сантиметром, сантиметр за сантиметром…

Вцепившись в обшивку, Федосей выдохнул судорожно. Вот он страх! Вот он ужас! И только после того, как смирил дрожь, дотянулся до рукояти и, упершись железным башмаком в выемку, крутанул её. Открылась дверь! Впору перекреститься!

— Есть!

Проскочив переходник, он в два касания добрался до грузового люка. Электричества на станции не было, но штурвал запирающего механизма можно было повернуть и вручную.

Ему казалось, что штурвал крутится медленнее обычного, что он не успеет перехватить висящий в пустоте корабль и того унесет каким-нибудь космическим течением. Этот страх стоял рядом, пока Федосей все крутил и крутил, наблюдая, как створки люка расходятся, готовясь принять корабль, а потом пропал.

Малюков выглянул наружу. Над головой медленно текли воды Атлантического океана. Чуть выше, также тихо и незаметно, как плывет дым в спокойном небе, плыл корабль. Сотни килограммов железа висели над головой, тихонько вращаясь. За иллюминатором маячил товарищ Дёготь. Руками он не махал, руки лежали на пульте…

Словно оттолкнувшись от Южной Америки, корабль медленно надвинулся на «Знамя Революции».

Закусив губу, Федосей смотрел, как громадина корабля не спеша приближается к станции, и прикидывал шансы, что товарищу все же удастся влететь, ничего не покорежив. То, что Владимир Иванович здорово играл в бильярд, ничего не гарантировало. Жалко было не станцию — она здоровая, да и все одно чинить её будут. Жалко было себя и безымянный корабль — им на нем еще возвращаться.

Они сходились, и надежда то вспыхивала, то угасала. Корабль плыл осторожно, но эта осторожность не давала никаких гарантий успеха — инерция многотонной махины требовала не только аккуратности и верной руки. Она требовала горючего…

Корабль становившийся все больше и больше, наконец, почти сравнялся с размером впускного люка. Он заполнил весь внешний мир, загородив стальными боками и Землю и звезды. Федосей прикусил губу. Шире распахнуть створки люка было уже невозможно, так что оставалось только кусаться.

Нет… Не удалось…

Скрежета он не услышал, но ногами почувствовал, что корабль не влетает, а втискивается на станцию.

Через секунду станция уже не дрогнула, а содрогнулась. Штурвал в его руках дернулся и едва не выскочил. Не прекращая крутить его, он вывернул шею, глядя назад. Ужас шевельнул волосы на затылке. За прозрачным стеклом шлема корабль лежал на боку и неспешно крутился, сшибая тонкие металлические ограждения. Металл тут соперничал с металлом, летели беззвучные искры, скручивались в веселый серпантин дюймовые трубы, метались от стены к стене осколки оборудования.

Сделав полный оборот, корабль качнулся назад к люку, чуть не раскатав в блин Федосея. Человеку хватило проворства отскочить, когда в полуметре от него корабельная дюза ударила по запорному механизму, сбив штурвал. Мелькнув над головой, колесо беззвучно грохнулось в стену и разлетелось на части.

Рука непроизвольно ткнулась в стекло, пытаясь вытереть вспотевший лоб.

Они все-таки прорвались. Люк распахнулся и из корабля выплыл Дёготь. Дождавшись когда он заметит его, Федосей показал товарищу оттопыренный большой палец. Тот в ответ только плечами пожал. Вряд ли это было скромностью. Скорее всего, товарищ так благодарил свою удачу.

А дальше все пошло как по маслу.

Раскрутив гайки, они толкнули крышку люка. Звука Федосей не услышал, но ладонью почувствовал дрожь и представив как скрипит железо по промерзшему железу, плечи сами собой передернулись. Брови Дегтя за щитком скафандра вопросительно поползли вверх, но Малюков покачал рукой, показывая, что все в порядке.

Они готовы были увидеть клубящуюся черноту пепла, но за дверью оказалось чисто. Сперва это озадачило их, но они быстро сообразили — кто-то уже побывал тут для оценки возможности починки аппарата профессора Иоффе и дыры заделал, так что поиски необходимого не обещали особенных сложностей.

Всего-то и требовалось — найти немного горючего и совсем чуть-чуть кислорода, но жизнь распорядилась по-своему.

С кислородом-то все получилось как нельзя лучше. В первом же складе они нашли что искали. Увидев синие баллоны, штабелями уходящие в темноту. Федосей не сдержался, ударил кулаком по стене..

— Поживем еще, товарищ.

— Поживем, — согласился Дёготь, пытаясь пересчитать, сколько же тут запасено. — Тут не только пожить. Тут и состариться можно.

Это он, конечно несколько преувеличил, но все равно — радость для глаза… А вот со всем остальным возникли сложности.

Мистер Вандербильт кашлянул, спрашивая разрешения начать, но Президент его опередил.

— Добрый вечер, мистер Вандербильт. Рад видеть вас снова.

Президент был любезен, но от его любезности веяло холодом. Гость не успел ответить, да Президент и не ждал ответа. С первых слов стало ясно, что он ничего не забыл.

— Насколько я помню, вы предрекали нам скорые и серьёзные неприятности со стороны большевиков?

Гость кивнул, показывая, что не страдает забывчивостью.

— Надеюсь, что сегодня вы, как и я, как и Правительство Северо-Американских Соединенных Штатов радуетесь, что ничего этого не произошло.

— Разумеется, — отозвался гость, предпочитая не заметить иронии, из которой на три четверти и состояла фраза. — Их удалось предотвратить.

Президент поднял бровь. Этим он словно сказал ироничное «ну-ну».

— Вы имеете ввиду вашу кипучую международную деятельность?

«Зря он так» — подумал миллионер, но сдержался., припомнив, чего ему стоило организовать эту встречу. Президентская администрация, казалось, поставила на нем невидимое клеймо-«Надоедливый чудак» — и в соответствии с ним все и вели себя… Ну ничего. У него есть, что сказать на этот раз…

Президент тем временем пододвинул к себе листок и покачал головой.

— Вы побывали в десятке европейских стран. Четыре конференции… Три тайные встречи…

Взгляд его оторвался от стола. Не было там любезности. Только настороженность и немного любопытства. Совсем чуть-чуть.

— Вы много путешествуете…

Да и тон! Все бы ничего, даже этот взгляд, но тон…. Тон говорит больше чем слова. Миллионер сдержался.