Валерий Большаков - Однополчане. Русские своих не бросают

И маму было жалко – она так и не узнает, куда делся ее ненаглядный Марик. И себя жалко – молодой же совсем, жить да жить, а он тут поджаривается, на этой дурацкой пустынной сковородке…

Иногда случались промельки сознания, и тогда слышался горький шепот Лушина: «Что же ты наделал, козлина? Дебилоид хренов…»

И отблески маленького костерка из прутиков тамариска пробегали по бокам каменных глыб, источенных ветром. И вроде кричал кто-то, протяжно и тоскующе, то ли зверь, то ли птица…

А потом пала душная и холодная тьма.

Проснулся Марлен не сразу. Он как будто долго выплывал из дремы, постепенно покидал сон, переносясь в явь. Движения были замедленными, словно у ящерицы после зимней спячки, мысли вязли, еле тащась.

Странно, но боли не было. Совсем.

Не горел бок, не ныла грудь. Исаев осторожно вздохнул, боясь, что вот, сейчас резанет, однако вдох обошелся без последствий. Разве что ощущалась какая-то натянутость тканей, но это мелочи.

Марлен пошевелился, но и рана в боку не откликнулась, даже тупого нытья не наблюдалось. Чудеса.

И лишь теперь Исаев открыл глаза. Поморгал на черный трепетавший потолок и не сразу понял, что над ним тент. Он в палатке? Судя по тому, что полотнище было подперто кривоватыми стволиками акации, напрашивалось иное название – шатер.

Да и запахи наплывали своеобразные – костром веяло, душным амбре хлева. Кофейный аромат тоже накатывал.

Марлен повернул голову. Он лежал на толстом, вдвое сложенном ковре, расстеленном поверх целой кипы шкур. Шатер был открыт в сторону скал, освещенных солнцем. Надо полагать, близко была вода, поскольку у подножия щербатых утесов шуршали пучки травы. Загорелый худой бородач с обмотанной головой, в каком-то ветхозаветном плаще прошелся, лениво помахивая посохом. Два маленьких верблюжонка, жалобно мекая, семенили перед ним. Бедуины?

Гортанные крики на арабском вроде бы подтверждали наблюдение из жизни. В этот момент вид на скалы застила человеческая фигура – еще один пустынный житель в рубашке-галабийе, больше всего похожей на просторную женскую ночнушку длиной до пола. Галабийя была белой, в цвет платку на голове кочевника, перехваченному парой мягких обручей. Обросший и загорелый, бедуин смутно кого-то напоминал.

– Проснулся? – радостно сказал бедуин голосом Лушина. – Ну, наконец-то!

Ненадолго пропав из глаз, Антон позвал кого-то по-арабски и прошел в палатку, сел, скрестив ноги, перед ложем Исаева.

– Слава богу! – вздохнул он. – Или, тогда уж, слава Аллаху.

– Ты где так по-ихнему навострился? – спросил Марлен, разлепляя губы.

– В Тунисе! – охотно ответил Лушин. – Мы там жили года два, как до Бизерты дошли. Не в самой Бизерте, а во французском форте. Я играл с местными, вот и выучился. Как ты?

Исаев задумался. Состояние у него было удивительное – он испытывал небывалый покой. Ничего не болело, не свербило, даже пить не хотелось, а есть – тем более. Наверное, так ощущает себя душа, покинув грешное тело.

– Нормально. Долго я дрых?

Лушин хихикнул, немного нервно.

– А что ты помнишь из того… Ну, что перед сном было?

– Ну-у… Самолеты прилетали, потом мы долго шли, а потом я вырубился.

– Ты вырубился десять дней назад.

– Да? – вяло удивился Марлен. – Надо же… Ничего не помню. Так, отрывки всякие, да и то непонятно, что я видел – сон или явь.

– Тебе здорово повезло… Да и мне тоже. Бедуины проходили той же ночью прямо через нашу стоянку. А у них шейх – по совместительству знахарь. Да какой знахарь… С виду кочевник, а когда он тебя напоил маковым настоем из бутылочки-тыквочки, то приказал развести костер и стал в котелке кипятить хирургические инструменты! Я так понял, что Халид был когда-то врачом. Чем он тебя потчевал, не скажу – не знаю, но вылечил-таки. И рану зашил… Да бок – ерунда! А вот сквозное ранение… Честно говоря, я не верил, что ты выкарабкаешься, когда кровью булькал. Но Халид – молодец. А вот и он!

В тень шатра шагнул старик, одетый неряшливо, но в его прикиде угадывалось немалое богатство. Разумеется, по здешним меркам, пустынным: и ткань дорогая, и кинжал за кушаком, и явно женская брошь, прицепленная к чалме, – уважаемый человек.

– Ва-алейкум ас-салям ва-рахмату-ллахи! – почтительно склонился Лушин.

– Ва-алейкум ас-салям ва-рахмату-ллахи вабаракатуху, – ласково ответил Халид.

Кряхтя, он уселся рядом с Исаевым и принялся внимательно его изучать: щупать пульс, касаться заживающих ран сухими и тонкими пальцами и даже нюхать выдыхаемый Марленом воздух.

Исаев поднапряг память. Что там было в русско-арабском разговорнике, когда они в Хургаду наезжали?

– Шукран, мутш ави [15] Спасибо, большое спасибо. , – старательно выговорил он.

– Да ши ма йазкярм [16], – улыбнулся «знахарь».

– Ана мэбат… как это… каллимш араби! [17] Я не говорю по-арабски.

Халид кивнул.

– Таариф инглизи? [18]

– Йес!

– Твои раны скоро заживут, – на хорошем английском сказал врач. – Самое плохое, что сейчас мешает тебе, – это слабость. Но ты молод, хорошая еда и покой быстро вернут силы. Через пару дней мы двинемся к колодцу на западе, а к концу недели ты будешь способен трогаться в путь. Я дам вам верблюдов и провожатого, с ним вы доберетесь до Нила.

– Спасибо вам большое! Помирать – это так паршиво…

Халид тихонько рассмеялся и нацепил очки в тонкой золотой оправе.

– Ну-с, повернись на левый бок, я посмотрю выходное отверстие.

Обмыв рану, шейх смазал ее чем-то холодившим кожу и сменил повязку.

– Отдыхай.

Кивнув Антону, Халид покинул шатер, а Исаев вздохнул, косясь на Лушина.

– Я так и не понял, что делать с тобой, – проворчал он. – Прибить сразу или потом?

– Сразу не получится, слабый ты еще, – ухмыльнулся Антон. – Лучше потом!

– Потом… – вздохнул Марлен. – К Нилу – это хорошо, хоть с жажды не помрем… А дальше как? Чего лыбишься? Ты куда дальше-то собрался? А? В Лондон? Или в Москву?

Антон посерьезнел.

– В Москву, – сказал он не без вызова.

– Стало быть, по пути, – хладнокровно заметил Исаев. – А как? Пароходом? Отпадает. Самолетом? Хм… Сомневаюсь, что в Каире можно купить билет на рейс до Москвы. Да и не это главное. Главное – связь! Нам нужно связаться со своими! Мне, по крайней мере.

– Тогда нам в Каир, там найдутся мощные радиостанции.

– Ага. Попросим часовых, и они проведут нас прямо к радистам…

– Зря смеешься, пароли мне известны. Я и в Тегеране, и в Аммане, и в Каире мог бы выйти на связь с Лондоном. Обойдусь и без радистов – те удалятся, еще и честь мне отдадут.

– Хм… Ну, если так только… Хотя… Было бы гораздо лучше, если бы тебя сочли погибшим. Ну и меня заодно. Мертвых не ищут. И не преследуют.