Антон Демидов - Император

На горизонте нарисовался целый батальон глазотанков, один из которых перебил правую гусеницу Муриарова глазотанка.

— Я попробую уничтожить дворец отсюда! Мне к нему ближе не подойти!

— Вас понял Муриар! Мы направим в вашу сторону несколько истребителей, чтобы помочь вам узнать местность.

— Спасибо, Пятый! А, кстати, как там Арктур?

— Арктур погиб! Ценой своей жизни, D.R.I. уничтожила звездолет Диктатора.

— Боже! Ну почему же сейчас?

— Она не могла этого допустить! Диктатор не должен был спастись бегством!

— Но… Да. Она права. Она была умнее меня, и умерла ради того, чтобы дать нам больше времени на уничтожение дворца…

— Именно это она и сделала.

— Я ценю ум, и я ценю ее поступок. Она умерла, но умерла, я думаю, красиво, и умно…

— Да, я согласен, Муриар.

— Я должен убить его! Я убью Диктатора, и уничтожу дворец! Он виноват в смерти Ди, и он заплатит за ее смерть!

Некромант закричал Муриару в передатчик:

— Осторожнее, Муриар! Ты не бессмертен, не забывай, если ты сделаешь это, ты умрешь!

— Некромант! Я должен это сделать! Это мой долг! Я должен победить! Ценой собственной жизни! Ценой того, что вообще не имеет цены! Я должен это сделать!

Башня глазотанка распахнула огромное металлическое око, в центре «зрачка» распахнулось отверстие, через которое вышел синий луч света, ударивший прямо во дворец, башня вращала око, перемещая прицел то в одну сторону, то в другую. Где-то справа был склад с целым запасом взрывоопасных припасов, Муриар рассчитывал «нащупать» его, чтобы с помощью его уничтожить сам дворец, но кто-то из дворца выстрелил в глазотанк Муриара ракетой… Ракета попала в левую гусеницу глазотанка, пробив в броне аппарата огромную пробоину… Взорвавшись, ракета подожгла начавшее вытекать из пробитого бака на землю топливо, но Муриар продолжал вести переговоры по радио, невзирая на то, что огонь стал проникать внутрь аппарата. Огонь пробирался все ближе к орудиям глазотанка, что грозило Муриару смертью. Муриар, еще не вполне осознавая того, что он сам загорелся, и вот-вот огонь прожжет его бронекостюм продолжать руководить ходом операции… Никогда еще не было видано нигде подобной самоотдачи. Никто не был готов к такому, но Муриар продолжал действовать, и несмотря на свое состояние, он ни разу никому не показал того, что ему плохо. Его голос с большим его трудом не дрожал, из его уст не сорвалось ни одной просьбы спасти его, ни одного стона, ни одного крика боли… Он держался как никто, и продолжал целиться, жедая попасть точно в склад…

— Я не попал по основному объекту!

— Вас сильно подбили! Эвакуируйтесь! Срочно!

— Нет! Я попробую взорвать склад боеприпасов!

— Что?

Сделав всего один выстрел, башня огромного глазотанка взорвалась… Последнее, что слышали все окружащие Муриара войска, было одной фразой: «Кто еще это сделает, если не я? Я должен — значит сделаю! Я могу — значит должен!» Затем, в клочья разлетелся сам глазотанк, его обломки разлетелись на многие мили вокруг. Рванул склад боеприпасов, его взрыв разнес вдребезги огромный дворец… Обломки дворца улетели далеко от него самого, там не выжил никто… Еще долго после этого в радиоэфире раздавались крики:

— Муриар! Ответьте!

— Муриар! Мы победили!

— Муриар! Прием!

Но Муриар не отвечал. Потом среди обломков был найден его обгоревший бронекостюм. Сам Муриар сгорел дотла. Он совершил то, что должен был совершить, и погиб. Он стал героем навсегда. Посмертно. На глаза Хранительницы Времени упала странная тень, из-за которой всем показалось, что ее глаза полны слез, но на ее лице было лишь выражение печали. На глаза самого Муро Великого в этот момент навернулись слезы. Он вспомнил момент, когда Муриар обещал вернуть ему, императору, власть. Он вспомнил этого жизнерадостного сержанта, вспомнил, как заносило Муриара, вспомнил свои последние слова, сказанные Муриару. Муро вспомнил, как Муриар самоотверженно говорил о том, что постоит за императора, как за родного отца. И теперь… он мертв… Муро вспомнил все, касавшееся Муриара, и сказал:

— Муриар, прости за все. Ты заслужил орден героя так, как никто его прежде не заслуживал. Если можешь, прости меня за все мои промахи в отношении тебя. Прости за все, и прощай навсегда. Завтра же я отдам приказ возвести на память о тебе огромный монумент, помнишь, ты о нем мечтал… Ты хотел умереть в бою, и ты… Боже, за что? За что ты отнял жизнь моего лучшего сержанта? За что ты так поступаешь со мной? Мне и так тяжело, а ты… Господи, прости! Ты прав всегда, но ты не должен был… Простит ли мне Муриар все, что я делал, что могло ему не нравиться, мое обхождение с ним? Боже!

Слезы Муро доползли до его усов, и он вытер их с лица рукой. Ему было тяжело пережить эту утрату. Муриар был для него как родной сын, а терять родным отцам сыновей всегда тяжело. Лена, раньше прохладно относившаяся к Муриару, тоже позволила своим чувствам вырваться на свободу. Ее лицо было сплошь покрыто следами от слез, и она не замечала этого. Она не понимала того, что для нее значил Муриар, почему она позволяет слезам устилать свое прекрасное лицо. Пимуос держался достойно, но он не мог не отдать честь перед обломками глазотанка, пилотом которого был ныне покойный Муриар. Тарыге было тяжело на это смотреть, ведь когда-то он потерял всех своих друзей, своих родственников, семью. Он не мог сдерживаться долго, поэтому он просто отвернулся. На лице Хранительницы нарисовалась непонятная гримаса, чего-то наподобие счастья и сильной горечи… Уж кому-кому, а ей не было свойственно отображать на своем лице что-либо еще, кроме улыбки и полного бесчувствия. В ее сердце образовалась непонятная пустота, которую заполнить было нечем. Пустота причиняла сильную боль. Она никогда не чувствовала ничего подобного. Впервые она познала горечь утраты близкого друга, и не понимала этого. Некромант закрыл глаза. Он знал, что в смерти Муриара ничего хорошего нет ни для кого…

— Ага, презренный! — произнес Муро, увидев ползущего по грязи Диктатора. Подняв над головой посох, Муро сказал:

— Как же долго я ждал этого…

— Ты… не посмеешь! Охрана! — простонал Диктатор. Его внешний вид никакого уважения не вызывал, в отличие от дворца, возведенного ради его спасения.

— Какая, интересно, охрана, прибежит вытаскивать тебя из подобной передряги? — спросил его Муро, наступив ему на спину правой ногой. Его посох поднялся еще выше, кровавый кристалл зловеще блеснул…

— Я всегда знал, что вы сумасшедший, Муро…

— Спасибо, для меня это теперь как комплимент, и вы мне еще льстите, мой дорогой Диктатор…

— Но это вовсе не говорит о том, что вы можете делать все, что вам хочется…