Лина Кирилловых - Идущие

И танк, и грузовик, и огонь сомкнулись над его головой и исчезли.

Девочка-подросток с жёлтыми волосами, заплетёнными в длинную косу, посмотрела на человека сверху вниз. Он не понял, когда она подошла и откуда взялась. Он уже вообще ничего не понимал.

— В следующий раз, — сказала она ему.

Голос был мелодичен и полон печали. Из уголков лазуритовых глаз сочились бесцветные ручейки слёз. За спиной девочки, в отдалении, словно поднялась из какой-то канавы рыжая маркиза Дрю. Что-то крикнула — но слова зажевал вновь возвращающийся туман. Одетая вовсе не в бежевое, а в чёрную с фиолетовым, почти военного покроя форму, маркиза подняла массивного вида оружие с длинным стволом и прицелилась человеку аккурат между глаз.

Он забылся. Ему казалось, что он в ночном кошмаре.

К. — Центру:

День двадцать третий. Утро.

Пасмурно, без осадков. Температура 19 оС. Давление 754 мм/рт. ст. Ветер юго-западный, 1 м/с. Влажность 64 процента. Фон в норме. Самочувствие в норме.

Данных о «Светоче» нет

Активность стандартная.

Нет, ну не знаю, что тут докладывать. Проснулись, погудели, пожрали, рассредоточились, один выполз на охоту, снова младший — дедовщина в действии. То же, что вчера, то же, что на прошлой неделе, разве что нынче вожак ещё не таскал свою самку за хвост. Характеризую задание как «скука смертная». Комары — звери, дикари — дебилы. Прошу выслать ещё репелленты, зелёнку, лапшу, цветные маркеры, ветчину и газировку, лучше всего апельсиновую.

Центр — К.: Доброго времени суток!

Сведения приняты к обработке. Напоминаем, что до окончания дежурства остаётся восемь календарных дней, после чего вас сменит следующий смотрящий. Заказ зафиксирован и прибудет к пяти — барахлит протока. Просим прощения за задержку.

К. — Центру

Барахлит протока? Я домой вообще попаду?!

Центр — К.:

Нет. Это месть за чьи-то кривые руки.

К. — Центру

Патлатый. Прости. Я куплю тебе новый геймпад. Только отдай пульт обратно координаторам.

Центр — К.:

Мы подумали и решили, что от молока будет больше пользы. Погрузили тебе шесть литров. Пей на здоровье.

К. — Центру

Обидчивый, как девчонка.

«И если есть съедобные коренья, то есть и несъедобные — те, что вызывают зуд, рвоту и кровохаркание, от которых идут чёрными пятнами и нередко слепнут. Если вы не знаете, что перед вами, то приносите мне, но сами не ешьте, или не берите совсем. И не носите шаману, чтобы спросить. Почему?»

«Почему?» — снова думает Нга-Аи, прикрыв глаз, чтобы не мешать охотникам своими женскими мыслями о хозяйстве. Корешок, выкопанный вчера, спрятан за её лежанкой. Он длинный и белый, как косточка, суховатый и ничем не пахнет. Под острой кромкой ножа, взрезавшего его поперёк, он сразу начал крошиться пылью, так что Нга-Аи завернула его в лист и отложила отдельно от собранных сладких, чтобы по возвращению рассмотреть ещё раз, и рассмотрела, хотя ничего не поняла. Она нашла такой впервые, а отдать ей его теперь некому, но привычная печаль, в которую она уже готова закутаться, как в шкуру, прерывается шагами вожака.

Нга-Лор оглядывает их и возвещает:

— В наше становище идет чужой.

— Светоч! — отвечают ему нестройно. — Что надо чужому нга? Это мена?

Нга-Лор думает.

— Нет. Не мена.

Он садится на землю, подобрав под себя ноги. Нга-Эу просится сказать. Нга-Лор запрещает.

— Брат, — обращается он к Нга-Логу. — Травы ещё росные, леси не вышли на пастбища. Возьми копьё и иди, пока день не стёр звуки.

— Он пришёл за женщиной? — спрашивает Нга-Лог, сразу становясь настороженным.

— Не знаю. Я спросил, он молчит. Плохо, мне не нравится. Молча идут со злом.

— Я тоже могу взять копьё, — вызывается Нга-Тет и дёргает плечом. — Светоч!

Он раздражённо ворчит, пока выкусывает блох. Нга-Лог смотрит на его хромую ногу.

— Ты будешь полезнее здесь.

— Я не женщина, чтобы копать корни, — запальчиво начинает Нга-Тет. — Нет!

Нга-Лор прикрикивает на него. Нга-Тет поджимает уши.

«Почему? Я скажу вам, если Нга-Лот снова не устроит ссору».

«Был бы это мылистый, можно было бы сделать из корня отвар, и Нга-Тет не чесался бы, а был бы сладкий, можно было бы отдать ему, чтобы грыз и не брюзжал. Но это наверняка просто вырождение, — вздыхает Нга-Аи. — Бесполезное. Надо его выбросить».

Нга-Аи стукает камнем о камень. Все поднимают чаши, чтобы она разлила им похлёбку, и неспешно едят, выуживая из мучнистой жижи зёрна и стручки.

— Хороший сбор, — одобряет Нга-Лор. — И хороши руки, которые сделали из него пищу.

Нга-Аи улыбается в стручок, который грызёт. Нга-Лог встряхивается, чтобы звякнули кости на груди, и она поднимает глаза от чаши. Нга-Лог ставит уши торчком, изображая ужас — эта дурашливость у него осталась ещё с той поры, когда они оба были маленькими, и, такая несерьёзная для воина, очень её смешит. Он доедает первым. Нга-Аи видит это и, отложив еду, приносит ему копьё. Нга-Лор смотрит, как младший брат правит наконечник.

— Быстрой охоты, тихой, — желает он. Насчёт ушей не одёргивает, хотя, конечно, заметил.

Младший благодарит, склонив голову. Нга-Лор указывает ему на хранилище.

— Как давно у нас были сытые дни? У лесей гон, дичатся… Но сегодня добыча идёт к нам сама. Сделаешь?

— Сделаю.

Если Нга-Аи и угодно есть одни корешки, то остальные нга всегда предпочтут траве мясо. Нга-Лор прикусывает кончик языка, представляя жир, капающий с вертела на угли. Нга-Тет ворчит, копаясь пальцами в гуще, и это мешает Нга-Логу думать. Бор шумит.

— Я видел шамана, — решает поделиться он, пока все слушают. — Ночью, когда вставал по нужде. Он сидел у очага и ворошил угли. Я упал на землю, и он разрешил мне дотронуться до края его шкур.

Нга-Аи просится сказать. Нга-Лор кивает.

— Ты спросил у него, когда нам сеять? — Нга-Аи блестит глазами. — Это важно!

— Я начертал знаки, и он показал в ответ: «Через полцикла». Он обещал тогда дождь. Я лежал, а он пел на Громкой речи, но тихо, чтобы никто, кроме нас, не слышал. Он был добрым и не кричал, и коснулся меня, чтобы осенить оберегающим знаком, и я снова заснул, а когда проснулся, его уже не было.

— Светоч благоволит, — довольно отмечает Нга-Лор. — Нужно будет отнести шаману коренья.

«Нга-Лота нет? Тогда вот вам „почему“: шаман сам не знает, правда не знает, хоть и сидит на своей Горе и великий, как вы его все называете. Я принёс ему непонятный корень, а он начертил мне: „это червяк с ногами, много-много циклов назад затвердевший в грязи и ставший, как камень“. Каково, а? Он не знает и ещё смеётся!»

Нга-Аи просится сказать. Нга-Лор разрешает.

— Нга-Анг говорил, что у него глаза зелёные, как светли.

— Потому и умер не в свой цикл. Нельзя смотреть в лицо шаману, — бурчит Нга-Тет.