Лина Кирилловых - Идущие

— Просто любопытный дурак. Неинтересный и бесполезный, — Рик убрал дело о попавшем в стол — позже отнесёт его в застенки архива — и, щёлкнув клавишей, открыл базу, чтобы подтвердить под его цифровым близнецом (Ян уже внёс, не поленился, спасибо ему) себя как дознавателя. — Пишет в дешёвом журнале всякую чушь про русалок и оборотней.

Ему стало нестерпимо жаль Романа Рёмина. А потом он напомнил себе ещё раз: дом, семья, дочка, самый родной и важный сердцу край, принявший пришлого чужака и отвергнувших тех, кто когда-то в нём родился. И ощутил злобную зависть.

— Может, и не совсем дурак, раз есть фантазия, — сказала Эрна.

— Скажите ещё — талант писателя. Но нам он ни к чему.

Эрна вздохнула.

— Я не жестокий, — возразил Рик. — Я справедливый. Даже хороший — не отвёл его к фрезеровщикам. Ну, ладно — так решил Ян…

Этажом выше тот ругал племянницу. Вряд ли это у него, доброго дядюшки, выходило результативно. Результативно у него получилось другое: мгновенно принять решение. Нет, Ян не зря был директором.

— Если хотите, схожу вам за лимонным пирогом, — предложила Эрна, глядя на уменьшившуюся горку мягких вафель.

Рик улыбнулся ей, покачав головой.

— Эрна, знаете… Иногда мне кажется, что у вас вот тут…

Замдиректора шутливо очертил над своей головой круг, изображая ангельский нимб. Эрна потрогала пучок на затылке. Подумала, что выбилась прядь, и начальник говорит про неё.

— Красивая вы, красивая, — сказал Рик. — И с причёской всё в порядке. Я имел в виду — святость…

Скулы секретарши покраснели. Она знала, что всё сказанное неправда (и про причёску тоже — почувствовала же, что топорщатся волосы, надо переделать), но краснеть было очень приятно, хоть и непрофессионально. День только начинался — ещё исправится.

— Если я вам пока не нужна, то пойду. Хотела навести порядок в отчётности техников по резерву дверей.

— Да-да, Эрна. Спасибо.

Ковер заглушал каблучный цокот, превращая его в глухое осторожное буханье, хотя Эрна и без того ступала тихо, по крайней мере у него в кабинете. Рик уважал тишину, а Эрна уважала его и была вполне готова надеть не то, что туфли на низкой подошве — домашние тапки с помпонами, если бы не дресс-код, обязательный для служащих и руководства.

«А то разбалуются, — Ян, сам практически круглосуточно носящий костюм, требовал от подчинённых того же. — У нас Организация, а не клуб какой-нибудь».

Заместитель оттянул свой галстук и невесело скривился. Жуть как не любил эти удавки.

Сохраняя дело с внесёнными в него отметками-идентификацией, Рик заметил, что в базе кто-то недавно был, и это сразу выбило из его головы все мысли о Рёмине. В самой глубине, там, где, уютно свернувшись, покоились те из профессорских исследований-работ, которые тот ещё при жизни окрестил как «не для всех», блистал, пылал, взывал о нарушении след, подозрительный своими цветом и яркостью. Рик пощёлкал — отпечаток Яна. Только отчего он зелёный? Директор всегда пользовался золотым, который по умолчанию включал в себя полномочия «зелени», а золотой к тому же не маркировал свой путь, не пачкал. Неужели Капитан? Но как — биометрия ведь, помимо паролей…

Четвёртая.

— Здесь нужен ремень. Или наоборот — похвалить. Не знаю.

И если Капитан искал дверь, то Четвёртая искала себя — те свои четырнадцать лет жизни, о которых ничего не помнила. Плохо, должно быть, ощущать в голове такой обширный и страшный провал. Настолько плохо, что можно сделать пакость. Например, украсть дядюшкин код. Заместитель ощутил досаду.

— Почему ты такая проблемная, девочка?

Но след вился в странном направлении — к работам, посвящённым принципам наследования и тем хитроумным кирпичикам в генах Идущих, которые влияют на то, каким будет последующее, кровно связанное (в отличие от просто выдернутых) с предыдущим поколение. И что оно приобретёт. Чуйку. Ночные глаза. Завесу. Контрафакт.

Или неуёмную жажду совать свой нос туда, куда не следует.

Контрафактные двери умел делать старый профессор. А что ещё он умел? Он, создатель, великий, почти всемогущий учёный, поймавший однажды время за хвост и завязавший узлом… Замдиректора никогда не верил в общепринятое мнение, говорившее о смерти основателя Организации из-за неудачного эксперимента: Фридрих Креймер был не прост и ничуть не рассеян, а в биографии его белели подозрительные пятна, очень похожие на те, которые вырезаются на карте жизни специальными ножницами. Рик не успел лично познакомиться с ним, но почерпнул достаточно из базы и старых архивов. Например, портрет профессора в молодости.

Контрафактные двери — прекрасное умение, передающееся по наследству.

Интересно лишь, в каждом ли поколении кровных наследников оно проявляется.

— А, рыжая?

Зелёные следы издевательски светились между цифровыми стеллажами. Она, конечно же, и не попыталась их спрятать. Должно быть, специально — не для дяди, нет. Подразнить цепного пса: плохо сторожишь, мол, острозубый. Но осознание не принесло обиды, только широкую довольную усмешку. Не на то она рассчитывала, конечно. Совсем не на то…

— Понял, — сказал Рик следам. — И тебе ещё раз привет. Но этому я не сторож. То, что за мной, так просто не откроется. Потому что — ха — на хранении совсем в другом месте: ни в документах, ни в базе, нигде его нет, и тебе придётся делать то, что ты так не любишь — разговаривать, а разговоры вовсе не сильная твоя сторона, рыжая…

Но когда-то были. Подостывший кофе царапнул язык. Да ещё как! Заслушаешься — такая там сила и ярость. Только давно уже не… А жаль. Извлечение не только память забирает, но и некоторые частички былой личности.

— Ты заслуживаешь уважения, рыжая. Честно скажу — я не желал бы такого врага, но, если решишь продолжать в том же духе, обещать ничего не смогу. Из вырытых ям порой выбираются черти. Черти, не псы, понимаешь?

Эрна просигналила через интерком: в приёмную пожаловал Ян.

— К тебе можно, мыслитель? — директор заглянул в деликатно приотворённую дверь. — О. Еда.

Он выглядел немного помятым — сказался, видно, не слишком приятный родственный разговор. Рик посочувствовал:

— Заходи. Буду отпаивать. Только у меня не коньяк и даже не кофе с коньяком, а просто кофе…

Ян улыбнулся и взъерошил свои светлые волосы — ох уж этот неосознанный жест, подумал зам, какой же все-таки хулиганский, взглядо- и сердцеманительный вид он вам придаёт, господин директор, не говоря уже о том, что молодит лет на десять-пятнадцать, и уж совсем не упоминая, как само собой разумеющееся, про свёрнутые вслед вам шеи определённого контингента, как незамужнего, так и замужнего… Улыбка у директора оказалась радостной и ничем не отягощённой. О чем бы трудном и тяжёлом Ян с племянницей ни разговаривали, всё, похоже, благополучно разрешилось.