Михаил Маришин - Звоночек 4

— Слишком сложно, — покачал головой Панкратов. — Десятки самолетов, да, наверное не по одному рейсу… Ради чего все? Ради пшеков? Да кому они теперь нужны? Если британцам надо будет иметь при себе прикормленное эмигрантское правительство, то они легко состряпают его. Каждый пан мечтает стать гетманом — любого бери!

— А не скажете ли мне, где сейчас польский золотой запас? — посмотрел я, прищурившись на собеседников. Не то, чтобы я был абсолютно уверен в своем предположении, но какое-то смутное воспоминание о событиях 39-го года, произошедших в «эталонном мире», свербило в мозгу. Да и логика подсказывала. Ну не могли же паны бросить в Варшаве золото немцам, не попытавшись сохранить его для себя любимых!

— Опасность бегства за границу реальна! — первым отреагировал японец. — Надо спешить!

— Мы спешим, спешим, уважаемый Михаиру, только давайте в спешке не будем ничего упускать. Слава, у тебя же есть выход на главное командование фронтовой авиации? Если нет, то надо через наркомат запросить разведку всех возможных гидроаэродромов за час до захода солнца и в течение часа после восхода. Наша авиация, насколько мне известно, продолжает действовать с аэродромов на территории СССР и это дает полякам «окно» для взлета и посадки. И обычные аэродромы не мешает проконтролировать. А сейчас, давайте подобьем детально, что нам для операции нужно, а потом уж с товарищем старшим лейтенантом нагрянем в штаб КМГ, пока капитан Судоплатов не может выполнять свои обязанности…

— А что это ты распоряжаться здесь стал? — вдруг спросил Панкратов, которого задела моя последняя фраза.

— Как старший по званию Слава, как старший по званию.

Следующий день я прокемарил до самого обеда под мерный стук колес спального вагона, в котором мы с моим ординарцем оккупировали целое купе. Чего не отдохнуть от трудов праведных, может и не доведется в ближайшее время поспать всласть. Тем более, что вечер и ночка выдались суетливыми. Из моих «поляков», которых, к счастью, еще не успели отправить в качестве маршевого пополнения по дивизиям, после того, как я толкнул перед ними речь в лучших казацких, а может быть, даже пиратских традициях, погулять по польским тылам и пощупать панов за мягкие места, вызвалась добровольцами чуть ли не половина «контингента». Пришлось даже отсеивать, отставив три сотни отчаянных сорвиголов, так как на остальных нам просто не хватило бы транспорта. Полтора десятка пятитонных ФИАТов, четыре легковых «Лазика», десяток мотоциклов «Сокол» с колясками, и армейских, и гражданских, и почтовых — вот и все, чем мы могли располагать. Вернее, собрать до выхода в рейд. Поэтому получился у нас диверсионный батальон из трех стрелковых рот неполного состава, но вооруженных до зубов. Каждый второй боец имел ручной «Браунинг», с запасом взяли винтовок, чтобы огневая мощь постороннему наблюдателю не бросалась в глаза, а еще дюжину станковых пулеметов. Ротами и взводами назначили командовать чекистов, а уж отделениями рулили собственные «авторитеты». Главные наши силы дополнялись отдельным взводом «пограничников», разведвзводом под командой Панкратова из спецов девятки и наиболее опытных оперативников НКВД, взводом связи, взводом ПТР и 82-мм минометной батареей, отделениями саперов и понтонеров, хозяйство которых погрузили на один-единственный прицеп. Последние были нашими, армейскими, взятыми в батальонах 15-й танковой дивизии. И, конечно же, управлять этим войском полагалось нормальному батальонному штабу, который возглавил старший лейтенант НКВД Нетребский из ГЭУ.

Весь личный состав, не имеющий формы противника и документов, надо было переодеть и снарядить. Я предложил было раздеть пленных, но комиссар товарищ Попель зарубил мою инициативу на корню, ткнув меня носом в касающееся их «положение». Пришлось нашим бойцам заниматься постирушками и починкой, отмывая кровь и грязь, зашивая дырки на снятых с убитых и, частично, с попавших в наши медсанбаты раненых поляков, мундиры. Документы добыли из того же источника, а поскольку фотографироваться и подделывать времени не было, то подбирали их, чтоб было хоть немного похоже на новых владельцев. Если уж совсем было туго, то растрепывали бумаги, забрызгивали водой. Нам не внедряться же, в конце-то концов! В итоге вид у нашего воинства к утру получился какой надо — потрепанный. Как раз под легенду выходящих из окружения.

Поляки перед приходом наших войск успели угнать на запад или испортить паровозы, но вагонов и платформ нам хватило с избытком. А тягой послужил тепловоз тяжелого БеПо, который все равно действовал в авангарде отдельными бронедрезинами. Погрузившись к утру в Новой Вильне, с рассветом наш батальон под прикрытием бронедивизиона двинулся в путь, сопровождаемый перешедшим в наступление вдоль полотна ЖД Кубанским кавкорпусом.

Можно было вздохнуть спокойно. Ведь ключевым в нашем рейде был вопрос командования. Капитан Судоплатов, получивший «солнечный удар», и провалявшийся на койке в медсанчасти, пока мы утрясали с Потаповым вопросы моей «командировки» вкупе с пополнением диверсионного отряда, заявился, нетвердо держась на ногах, в то самое время, когда чекисты и «пограничники» грузились в изъятые в штабе КМГ трофейные легковушки и мотоциклы, чтобы выехать в расположение корпусной рембазы. Павла Антатольевича до того часа мы намеренно держали в неведении, но бросить его как лишний балласт было невозможно, вот и послали за ним в самый последний момент. Мы с Панкратовым, который был не в восторге, что его и «спецов» подчинили свершено незнакомому «варягу», подготовились на тот случай, если капитан госбезопасности вздумает качать права и зарубать только начатое дело. Действительно, Судоплатов первым делом поинтересовался, какого черта происходит и куда все собрались, да еще без его приказа. И тут выступил капитан Исибасов, заявивший, что участвует в операции не просто так, а за вполне конкретное списание СССР долгов за испанскую эвакуацию и ему было гарантировано, что советская сторона примет все возможные меры для успеха миссии. Участие самого бригинженера Любимова и его «польской Красной Армии», по мнению японца, в список этих необходимых мер как раз входит. Вдобавок, что стало для меня приятным сюрпризом, сыграл тот факт, что диверсионная рота НКВД была сборной и в ней оказались люди, знавшие меня достаточно хорошо и совершенно незнакомые с Судоплатовым, работавшим за границей. Среди чекистов оказались трое спецов из команды Панкратова, которые побывали со мной в Бизерте, пятеро из ГЭУ, причем двое сержантов из них начинали свою карьеру на нагатинском острове рядовыми. Все они единодушно высказались, что за мной пойдут хоть к черту на рога. И вообще, Семен Петрович Любимов такой человек, что и сам вывернется из самой гиблой ситуации, и подчиненным пропасть не даст. Что тут сказать? Репутация — великое дело!