Михаил Маришин - Звоночек 4

Слава Богу, никого не оставили. На ближайшем привале за деревенькой Чернуха, в шести километрах от места боя, командиры взводов доложили мне, что все по списку в наличии. Трое убитых и пятнадцать раненых из них двое — тяжело. Взяли двоих пленных. За первого я похвалил бойцов первой роты, которые сообразили не добить одного из конников на улице, всего лишь налетевшего на низкий сук и упавшего с лошади. Он не сказал ничего для меня нового, того, чего бы я и сам не сообразил, но бойцов надо было поощрить. А за второго, вернее, вторую, пообещал громы и молнии на головы бойцов третьей, которые прихватили с собой в машину девку в одной ночной сорочке, в панике выскочившую из дома.

— Вы разбойники или бойцы Красной Армии? Какого ляда вы людей воруете?!! Что вы собирались с ней делать?!!! Можете не отвечать! Сам вижу, что красавица, каких поискать! Не хватало мне еще среди моих бойцов насильников!! И без того уже мне разговорчики о мародерстве приходилось слышать!!! Может кто-то из вас решил, что посчитаться с поляками значит ограбить мирных жителей, как вас паны грабили?! Еще один случай — виновные будут расстреляны перед строем! А третьей роте отныне и навсегда — охрана лагеря на привалах и стоянках!! В поиски более сознательные ходить будут!!! Так вот, зарубите себе на носу как встарь солдаты! Оружие, документы — царю! То бишь, мне, как представителю законной власти! Остальное, что с бою взято — ваше! Кроме формы и наград! Гражданских — не трогать!

Добровольцы выслушали меня, молча понурив головы, видимо окончательно запутавшись в какой Красной Армии они служат, Польской или русской, и с какого перепуга я представитель законной царской власти. Впрочем, c очаровательной пленницей мне, пожалуй, повезло. Она сидела под сосной в отдалении от бойцов, положив на колени подбородок и прижав руками к ногам подол ночнушки, чтобы его не раздувало ветерком. Длинные, светлые волосы искристой волной скрывали ее лицо, струясь до самой земли. Но, когда я подошел, девушка встала, гордо выпрямившись во весь свой немаленький, прямо скажем, гренадерский рост и, глядя на меня, несмотря на то, что была босая, чуть-чуть сверху, с вызовом спросила на чистом русском:

— Кто вы и что собираетесь со мной делать?

— Для начала — одеть, — протянул я ей шинель. — А то от ваших прелестей глаз не отвести, — признался я, малоуспешно борясь сам с собой и стараясь выше плеч держать взгляд, который все время падал на выдающуюся во всех отношениях грудь, выпирающую под тонкой белой материей. Девушка, густо покраснев, завернулась в верхнюю одежду, оказавшуюся для нее слишком широкой, придерживая борта, чтобы не распахивались, руками. Да, при всей стати, талия у нее была, да еще какая!

— Вы подождите, я вам ремень и сапоги, если не побрезгуете, принесу, — я резко развернулся и пошел прочь, чувствуя, что у самого горят уши.

— И платок голову прикрыть! — дерзко крикнула она мне вслед.

Через три минуты, прихватив все перечисленное, да еще чистые портянки из собственных запасов, я вернулся.

— Вот, — протянул я ей вещи. — Хорошо над вами родители постарались, обувь армейская должна как раз в пору прийтись. — Как вас зовут?

— Лидия, — ответила она, отряхнув ступни от устилавшей все вокруг сосновой хвои и старательно оборачивая их тканью, прежде чем одеть сапоги.

— Вы, Лидия, уж, пожалуйста, на подчиненных моих не серчайте. Они не виноваты, что вы такой сказочно прекрасной уродились. Честно скажу, сам бы украл, не удержался бы!

— Вы мне льстите, осыпая комплиментами, но так и не сказали, что собираетесь со мной делать дальше, — девушка уже совсем оправилась, почувствовала, что ей ничего плохого не грозит и приняла, видимо привычная к изобильному мужскому вниманию, немного высокомерный тон.

— Вы свобдны, Лидия, — вздохнул я, ловя себя на мысли о том, что не хочу ее отпускать. — К сожалению, отвезти вас домой мы не можем. Не сошлись во мнениях с польской кавалерией, кто из нас должен ехать по той дороге и они на нас, похоже, крупно обиделись.

— Я туда не пойду, — сказала она, скручивая волосы и пряча их под рогатывку, принесенную мной вместо платка. — У меня тут отец с матерью недалеко живут. Много солдат — честной женщине лишние хлопоты.

— В Чернухе? — уточнил я, зная, что поблизости этой деревни, да Подчернухи на другом берегу ручья, ближе пяти километров ничего нет. Впрочем, в мирное время это не расстояние.

— Нет, в лесу.

— Так вы у нас, оказывается, лесная фея? А в Белочках как же так некстати оказались?

— Почему некстати? — пропустила она мимо ушей сам собой вырвавшийся очередной комплимент. — Замуж вышла и оказалась.

— Не подумал бы, вы такая юная, — поймал я себя за язык, внутренне чертыхнувшись, и попробовал придать голосу озабоченный тон. — Муж поди ищет…

— Не ищет, — улыбнулась она. — Он сейчас в армии под Барановичами взводом командует.

— Да, в русском плену, если вообще жив, у него другие заботы, — пробормотав это, я вдруг опомнился, ругаясь на себя уже на чем свет стоит. Кобель, нанюхался флюидов, забыл вообще кто и зачем здесь! Она дочь лесника! И для нас, попавших среди сплошного леса в ловушку на рокаде между Поречьем и Друскениками, где окопались остатки бригады КОП «Вильно», это шанс! Наверняка по следам боя, стреляным гильзам, да переговорив с КОПовцами у Салатья, польская жандармерия уже примерно поняла, что мы не совсем свои или даже не свои вовсе. Наобум на север ехать рискованно, в штабе дивизии у поляков наверняка есть связь хотя бы с Гродно, а оттуда и пограничников могли предупредить, что шарахается в тылах у них неизвестная моторизованная часть. Встретят как надо. А местные дороги, ведущие на запад и обозначенные на карте, мы, или вовсе не смогли найти, или они оказывались уходящими в болото тупиками. Нужен проводник, иначе придется машины бросить и в лес уходить на своих двоих, убегая от разведдивизиона, который гонять нас будет, минимум, до вечера, пока к фронту 3-й Кубанский кавкорпус не подтянется и полякам станет не до нас.

— На машине к вашим родителям доехать можно? Мы вас довезем в целости и сохранности.

— Доехать можно, но право, не стоит себя утруждать, сама дойду, — усмехнулась Лидия, приняв мои слова за очередной подкат.

— А я сказал, довезем! — ответил я жестко и тут она, явно что-то заподозрив, испугалась. — Не волнуйтесь, мне только надо переговорить с вашим отцом.

До избушки лесника нам пришлось километра четыре буквально продираться по узкой, петляющей лесной дороге, которую за Чернухой мы прежде не заметили проезжая мимо. Основательный, добротный дом с резными наличниками, которых я прежде в окрестностях не замечал, стоял в углу небольшой поляны, упираясь глухим забором вокруг заднего двора прямо в лес. Хозяин, вышедший на шум, встречал нас стоя на высоком, в четыре ступени, крыльце, с явным неодобрением глядя, как ФИАТы вламываются задом прямо в кусты, уходя с открытого места под сень деревьев. Подошли мы к нему вместе с Лидией, но я остановился шагах в десяти, а девушка, подбежав к отцу, спряталась за богатырской спиной. Да, мужик был могуч, метра под два ростом, потому и приближаться я не стал. Неудобно разговаривать, когда твоя голова, с учетом позиции, занятой собеседником, находится ниже его пояса.