Михаил Маришин - Звоночек 4

— Генерал бригади Млот-Ф¬алковський, командувач арм¬гю «Нарев». А куди в¬н ¬де, я ¬ так скажу. З ним т¬льки шофер ¬ три баби. В Литву в¬н втекти хоче.

— Берем!!! — чуть не завопил я от счастья.

Через борт высыпали бойцы и в считанные мгновения командующий Августовской группировкой противника, получив прикладом под дых, был скручен. Добровольцы, действуя по своим представлениям о подобных делах, успели, пока я не вмешался, выволочь из лимузина всех, совсем не церемонясь. Генеральшу с дочерьми, пробовавших упираться, вытащили за волосы, а водилу, бросив на землю, разок-другой отбуцкали сапогами.

— Прекратить! Чемоданы — долой! Покидайте их на грузовик, потом разберемся! Баб тоже туда же! Водилу за руль, генерала — на заднее сидение!! Горбатюк, — ткнул я пальцем в одного из посыльных, — со мной в лимузине поедешь, будешь переводить! Передать по колоне — мы теперь батальон охраны командующего армейской группой «Нарев»!

— Товариш бр¬г¬нженер, бричка зупинилася! — обратил мое внимание Мишкевич на повозку дальше по дороге с которой хорошо видели происходящий разбой.

— Задержать! — скомандовал я, видя, что возница стал разворачивать оглобли. Бойцы побежали вперед, но поняли, что не успевают и опять, по собственной инициативе, открыли огонь. Черт! Хреновый из меня командир, если все делается не так, как я хочу и мне остается лишь разгребать последствия! И вот опять!

— Отставить! — вне себя заорал я, видя, что генеральшу с дочерьми растаскивают по одной по разным машинам. — В один грузовик всех! И чтоб без дури!! Бричку в лес! Лошадей разогнать! Если кто выжил, с собой забираем!

Впрочем, последний приказ я отдал только для очистки совести. И без того было видно, что и возница, и единственный пассажир закончили здесь свой жизненный путь. Еще бы не так, когда с пятидесяти метров сразу шесть пулеметов лупят! Хорошо хоть, что дальше дорога изгибалась, больше впереди свидетелей не было, а сзади мы были прикрыты грузовиками. Ладно, поедем как ни в чем ни бывало, будут спрашивать — скажем, что бандитов гоняли.

К Неману у Лукавицы мы вышли через деревню Плебанишки к шести вечера, спустя всего час после захвата генерала. Я уж про себя стал думать, что знай я все заранее, выбрал бы в виде транспорта коней. Ведь на грузовиках мы за сутки прошли по прямой от Узбережи всего тридцать километров. Быстрым пешим ходом это заняло бы столько же времени, а конными мы были бы уже за рекой, не ввязываясь в бои, обойдя лесами все заслоны и препятствия. Да уж, не приперло бы так чекистов с моим «Туром», неизвестно, как бы все повернулось. Сидел бы сейчас у себя в корпусе и в ус не дул. Лимузин-то я, кстати, себе добыл снова, попроще конечно, не вездеход и двигло послабже, восьмицилиндровое. Знать бы еще, на кой ляд он нужен. Спрашивать раньше я остерегся. А ну как Судоплатов решил бы, что лимузин с довеском в виде меня слишком хлопотно? Впрочем, именно так он и решил. Сам виноват. Ему теперь, если опять надумает со мной соединиться, через дорогу снабжения польской пехотной дивизии перейти надо будет. И это меньшее зло, потому что южнее, судя по генеральской карте, польских войск еще больше. Жаль связи с нашими теперь у меня нет, чтобы чекистов предупредить, рации уже не добивают. Подожду их вечер и ночь, пока будем переправляться, а дальше уж сами пусть выкручиваются.

Сидеть на месте столько времени я не опасался. Да и переправа, сама по себе дело не быстрое, возможна только ночью. Иначе свои же с воздуха и перетопят, да и чужие заметят. Кроме того, выбрал я этот пункт заранее не просто так. У Немана здесь берега крутые, удобные спуски к воде редки и именно рядом с ними издавна люди и селились, так что переходить реку пришлось бы все равно поблизости от местных жителей. Лукавица же находится на острове, в лесах, отделенная от остального правобережья трясиной, старицей Немана. Дорог всего две отсюда, на юг, на Польницу, да на север, на Перелом, где места еще глуше. И узкий перешеек, и гать легко перекрыть, так что местные настучать на нас смогут, только когда мы уж на западном берегу будем. И то не сразу, пока они еще до Гродно доберутся. Мобильников еще не изобрели, да и обычных телефонов-телеграфов здесь отродясь не видывали. А на другом берегу Немана, имевшего здесь от ста до ста тридцати метров ширины, напротив Лукавицы тоже лес на полуострове, образованном рекой и Августовским каналом, от посторонних глаз нас скроет пока паром взад-вперед гонять будем. А оттуда нам все пути на запад открыты, ищи ветра в поле!

Так я думал в начале. Сейчас же, когда, возможно, у нас на хвосте висели преследователи, меня это тоже перестало беспокоить. Задачу, поставленную Судоплатову, я, считай, выполнил. Почти. Осталось только дождаться «ретранслятора» на вечерней заре, чтоб сообщить на большую землю добытые сведения. Могу даже вовсе Неман не переходить, а сидеть здесь до подхода Красной Армии. Выбить меня из этой берлоги — целая дивизия нужна. А уж патронов мне дней на пять хватит. К тому же, руками Млот-Фиалковского и его девочек я сделал все, чтоб этой дивизии у поляков не нашлось.

Как только прибыли в Лукавицу, послал бойцов прошерстить конюшни на предмет четвероного транспорта и сбруи. Пригодных лошадей нашлось аж шесть штук, коих мы и реквизировали, застращав крестьян карой за уклонение от конской мобилизации. Это было проще всего. Труднее было с составлением приказов штабу армейской группы «Нарев», засылающих все резервы аж в Острув-Мазовецкий, строить оборону на пустом варшавском направлении. Разведка наша, кстати, обмишулилась. Пехотных дивизий в Августовской группировке оказалось не двенадцать, а четырнадцать, кавбригад не две, а пять. Из них как раз две «потерянные» дивизии и вся конница составляли «пожарную команду».

Для составления бумаг у меня было все: генерал собственной персоной и подписанные им ранее документы для сверки автографа, сведения, печать, сургуч, даже бумага и пакеты. Но не было писарей! Из моих бойцов грамотных, то есть тех, что могли читать по-польски, было всего четверо, писать же не умел никто! Вышел я из этого положения, устроив диктант самой генеральше и двум ее дочерям, младшей из которых было лет пятнадцать. Рассадив их подальше, каждую за отдельный стол, предупредил честно, что если в тексте найдутся хоть какие-то отличия, они будут иметь честь стать первыми работницами солдатского борделя Польской Красной Армии. В виде рекламы — для всего батальона первая ночь бесплатно! Проняло. После часового путешествия в кузове грузовика со взводом солдат они все и без того выглядели помятыми так, что генералу я их показывать не стал. Слава Богу, что не по одной ехали и подол им мои бойцы задрать побоялись. Чемоданы, правда, распотрошили, помня мою установку о трофеях.